Кстати, о мещанах. В 1797 году в Пудоже при невозможности возвратить долг кредитор имел право заставить должника отрабатывать его. Сколько нужно для возращения долга – столько и отрабатывать. Пудожский мещанин Иван Баканин «по разным несчастным случаям впал в неоплатные долги, сумма которых простиралась до десяти тысяч трехсот рублей». Один из баканинских кредиторов согласился взять его на отработку с условием каждый год списывать с общей суммы долга двадцать четыре рубля. Иски о взыскании этих долгов были предъявлены в городской магистрат, а тот определил: «Как векселедавец мещанин Баканин, по несостоянию своему, впал в неоплатный долг, которого заплатить у себя наличной суммы денег и имения не имеет, а для того учинить с ним следующее: на основании Высочайшего 19 июля 1736 года указа, отдать его, векселедавца Баканина… кредитору Ерофееву… на четыреста тридцать лет и десять с половиной месяцев в работу, с тем, чтобы он выжил у него те годы и с работы его не отлучался и не бежал; а если же убежит, то отдан будет, как вышеописанной закон повелевает без зачету в каторжную работу…» Такое долговое рабство называлось «в зажив головою». Кабы мещанин Баканин не отдал Богу душу через два года, то и сейчас продолжал бы отрабатывать свои долги. Уже больше половины и отработал бы.
Война с французами Пудож стороной не обошла. Хоть и был он далеко от театра боевых действий, пудожане в боевых действиях против Бонапарта принять участие успели. В уезде в 1812 году было проведено два рекрутских набора. Один еще до войны, в апреле, когда брали по два человека с пятисот ревизских душ, а второй – в разгар боевых действий, в июле, когда брали уже по два человека со ста душ.
Уже поздней осенью 1812 года в Пудоже появились первые пленные французы. Было их всего девять человек – два капитана и семь нижних чинов, включая рядовых. С одним из этих нижних чинов приехала жена, родившая спустя некоторое время дочь, которую местный батюшка окрестил Дарьей. Разместили их по домам пудожан, и жили они на пособие, выдаваемое казной. Вернее, с трудом выживали. Рядовым выдавали по пяти копеек ассигнациями в сутки на продовольствие, а офицеры получали больше. Чтобы с голоду не опухнуть, французы плели на продажу кольца из волос, которые тогда были в моде, и изящные корзиночки из соломы, красили заборы и дома. «Кого они в особенности бранили, так это Наполеона, за то, что завел их в такую негостеприимную страну, и казаков, которые колотили их немилосердно, никому не давая пардону». В марте 1814 года, как раз тогда, когда союзные войска брали Париж, в Пудож прислали еще три десятка французских военнопленных, но уже через месяц, после заключения Парижского мирного договора, их всех отправили домой, во Францию.
В память о победе, или, как тогда говорили, в память об избавлении России от нашествия Наполеона, пудожане к 1820 году выстроили каменный Троицкий храм на месте одноименной старой деревянной церкви на высоком берегу Водлы. В 1890-м его на средства купца первой гильдии Базегского расширили, пристроили колокольню и огородили чугунной решеткой на каменном фундаменте. Храм и украшал город до начала 1940-х годов, пока в него не попала финская авиабомба. После войны его на кирпичи разобрали немецкие военнопленные, и теперь на месте храма стоит крест.
Если судить по Памятным книжкам Олонецкой губернии, то жизнь в Пудоже девятнадцатого века протекала тихо и сонно. Обыватели пасли коров и овец, крестьяне выращивали лен с капустой и горохом, а купцы торговали. Чем торговали в восемнадцатом веке, тем и продолжали в девятнадцатом. Вот разве что в 1826 году на Онежском озере власти завели два парохода для перевозки корабельных лиственниц из уезда в столицу. Город жил скромно – доходная часть бюджета в 1843 году составляла всего полторы тысячи рублей. На эти деньги тогда можно было купить три десятка коров средней упитанности. Немного, что и говорить.
В Памятной книжке Олонецкой губернии за 1858 год в разделе «Купцы и замечательнейшие промышленники Олонецкой губернии» среди купцов, производящих торговлю в городе, указаны только четыре купца третьей гильдии: Василий Малокрошечный, Иван Малокрошечный, Иван Плоскирев и Александр Гардин, а в уезде и вовсе указан всего один льнопромышленник Иван Малокрошечный, про которого сказано, что он имеет собственный завод по обработке льна, отправляемого в значительном количестве в Петербург для заграничного отпуска.