Человек эпохи Возрождения

Только если она составит ему компанию. Только в этом случае. Что… дают, исполняют, как правильно? Не признаваться же, что раньше не был в консерватории. – Девица кивает на афишу. Крупно: франсис пуленк, “Человеческий голос”. И еще крупней: лора шер, сопрано. – Так она составит ему компанию? – Девица довольно откровенно его оглядывает.

– Естественно. – Бросает окурок, идет вперед. Курточку надо сдать в гардероб. Девица уходит по мраморной лестнице вверх. Успевает разглядеть ее со спины. Ничего. Через минуту и он уже в зале. Где его спутница? Ее не видно, хотя людей мало и сидят они редко. На сцене – молодая миловидная женщина в красном платье, рыжая, с очень белой кожей. Это Лора.

* * *

Красное платье, черная телефонная трубка с длинным проводом. Алло, алло, мадам… “Лирическая трагедия – прочтет он в энциклопедии Рафаэля, – произведение высокого гуманизма и драматической силы”. Произведение написано для сопрано с оркестром, здесь исполняется под рояль. О, Боже, пусть он позвонит мне!.. Помимо пения присутствуют элементы театра: Лора довольно ловко передвигается по сцене, задействует стул, подставку для нот – пульт. Провод оборачивает вокруг шеи. Алло, дорогой, это ты? Ты так добр, что снова позвонил? Стул черный, пульт красный, белая Лора с рыжими волосами. Он впечатлен, очень.

Прости мне эту слабость! Лора обращается то к пианисту, то к телефонной трубке, но более всего – в зал. Рассказывает, как отравилась. –

Ну что ж, я знаю, что смешна! – умоляет не ночевать в том отеле, где они обычно останавливались, когда посещали Марсель.

Люблю, люблю, люблю! Последнее “люблю” Лора почти шепчет, смотрит прямо на него. Или показалось?

Он быстро идет домой, берет первую попавшуюся вазу, с тряпочкой, на которой та стоит, потом – в цветочный на углу:

– Белых, красных! Следите только, чтоб нечетное число!

Где он может найти исполнительницу? – В артистической. Туда, до конца и наверх. Он не знает, как у них – у артистов, у музыкантов – принято. Вероятно, как и в любом деле: если тебе что-то надо, пойди и возьми. Раньше всех.

С цветами он, кажется, перестарался. Лора, одетая уже обычным образом – свитер, джинсы, – более удивлена, чем обрадована.

– Мерси. – Когда Лора говорит, а не поет, то голос у нее низкий, чуть хриплый. И слишком маленький, как ему кажется, для певицы рот.

– Ну что, Лорка! – восклицает из угла артистической курящая брюнетка. – Хорошего я олигарха тебе привела?

Над достатком в его кругу потешаться не принято, но тут другой круг.

– Устали? – сочувствует он Лоре.

Вблизи на лице ее, несмотря на молодой возраст, уже заметны следы старения. Морщинки вокруг глаз, черточки. Истинный возраст устанавливают именно по таким маленьким признакам. Сколько ей? Лет двадцать восемь – тридцать.

Брюнетка разглядывает вазу и, не стесняясь его присутствием, кричит:

– Лорка, да это ж гермеска!

– Только салфетка. Фирма “Hermes” – это прежде всего текстиль, они не производят цветочных ваз, – поясняет он. – Кстати, правильно говорить не “Гермес”, а именно так – “Эрм”, название французское.

– Век живи – век учись, – притворно удивляется брюнетка. А как называется его фирма? И чем занимается? Она хотела бы знать, кому перепоручает заботу о Лоре.

Как у них быстро все! Фирма называется “Тринити”.

– “Тринити”! – восклицает брюнетка. – Лорик, ты слышала? “Тринити”!

– Дело в том, что вначале нас было трое. А занимаемся мы…

– Наемными убийствами, да? – подсказывает брюнетка.

Лора: он должен извинить ее подругу, она успела выпить вина. Конечно, можно не реагировать.

Заглядывает дядька какой-то с поцелуями, поздравлениями.

– Ты живая? Нет? Можно приложиться к мощам? – Обнимает Лору, слишком, кажется, откровенно.

Еще глупый высокий парень: очень жизненно, у меня, говорит, сейчас, не поверишь, такая же байда, с девушкой расстаюсь. Уходят, все уходят. Они – все, одни. Интересные в целом люди, он не встречал таких. Она позволит себя проводить? На машине, машина рядом. – Да, спасибо, он очень добр.

Не совсем еще вышла из роли.

Села, глаза прикрыла, волосы – по краям подголовника из бежевой кожи. Машина не производит впечатления на Лору, она не делает по ее поводу ни единого замечания.

– Устали? – снова спрашивает он.

Да, естественно, волнение, сцена. Аспирантам почти никогда не дают сольный вечер.

– А музыканты всегда волнуются перед концертом?

– Конечно. Что за вопрос? – Лора удивлена.

– Зачем волноваться? Летчик, допустим, или хирург – они не волнуются так перед своей работой. Хотя речь там идет о жизни, а тут… – Кажется, он догадывается: – Тут – о славе, поэтому?

Лора смеется:

– Нет.