Человек и сверхчеловек

Мистер Джон Тэннер рывком отворяет дверь и входит в комнату. Не будь он так молод, о нем можно было бы сказать кратко: высокий мужчина с бородой. Во всяком случае, ясно, что, достигнув средних лет, он будет относиться именно к этой категории. Сейчас его фигуре еще свойственна юношеская стройность, но он меньше всего стремится производить впечатление юноши; его сюртук сделал бы честь премьер-министру, а внушительный разворот его широких плеч, надменная посадка головы и олимпийская величественность гривы, или, скорее, копны каштановых волос, откинутых с высокого лба, больше напоминают Юпитера, чем Аполлона. Он необыкновенно многоречив, непоседлив, легко увлекается (отметьте вздрагивающие ноздри и беспокойный взгляд голубых глаз, раскрытых на одну тридцать вторую дюйма шире, чем нужно), быть может, слегка безумен. Одет с большой тщательностью — не из тщеславной слабости к внешнему лоску, но из чувства значительности всего, что он делает. И это чувство заставляет его относиться к простому визиту, как другие относятся к женитьбе или к закладке общественного здания. Впечатлительная, восприимчивая, склонная к преувеличениям, пылкая натура; одержим манией величия, и только чувство юмора спасает его.

В данную минуту это чувство юмора ему изменило. Сказать, что он взволнован — мало; он всегда находится в той или иной фазе взволнованности. Сейчас он в фазе панического ужаса; он идет прямо на Рэмсдена, как бы с твердым намерением пристрелить его тут же, у его собственного камина. Однако из внутреннего кармана он выхватывает не револьвер, а свернутый в трубку документ и, потрясая им перед носом возмущенного Рэмсдена, восклицает:

Тэннер. Рэмсден! Вы знаете, что это такое?

Рэмсден

(высокомерно). Нет, сэр.

Тэннер. Это копия завещания Уайтфилда. Энн получила его сегодня утром.

Рэмсден. Под «Энн» вы, я полагаю, подразумеваете мисс Уайтфилд?

Тэннер

. Я подразумеваю нашу Энн, вашу Энн, его Энн, а теперь — да поможет мне небо! — и мою Энн!

Октавиус (встает, сильно побледнев). Что ты хочешь сказать?

Тэннер. Что я хочу сказать? (Взмахивает документом.

) Знаете, кто назначен опекуном Энн по этому завещанию?

Рэмсден (холодно). Полагаю, что я.

Тэннер. Вы! Вы и я, сударь. Я! Я!! Я!!! Мы оба! (Швыряет завещание на письменный стол.

)

Рэмсден. Вы? Этого не может быть.

Тэннер. Это ужасно, но это так. (Бросается в кресло, с которого встал Октавиус.) Рэмсден! Делайте, что хотите, но избавьте меня от этого. Вы не знаете Энн так, как я ее знаю. Она совершит все преступления, на которые способна порядочная женщина, — и во всех оправдается, утверждая, что исполняла волю своих опекунов. Она все будет сваливать на нас, а слушаться нас будет не больше, чем кошка пары мышат.

Октавиус. Джек! Я прошу тебя не говорить так об Энн!

Тэннер. А этот голубчик влюблен в нее! Вот еще осложнение. Теперь она или насмеется над ним и скажет, что я его не одобрил, или выйдет за него замуж и скажет, что вы ее заставили. Честное слово, это самый тяжелый удар, какой только мог обрушиться на человека моего возраста и склада!