Человек и сверхчеловек

Внезапно Стрэйкер с нарочитой небрежностью принимается насвистывать свою любимую мелодию. Пораженные этой неожиданной соловьиной руладой и смущенные ехидной ноткой, которая слышна в ее веселых переливах, оба друга вопросительно оглядываются на него. Но он поглощен газетой и движение их остается без ответа.

Октавиус (приходя в себя). Без всяких объяснений?

Тэннер. Объяснений! Оскорбление не есть объяснение. Энн запретила ей при каких бы то ни было обстоятельствах оставаться со мной наедине. Я, видите ли, неподходящее общество для молодой девушки. Что ты теперь скажешь о своем кумире?

Октавиус. Ты все-таки не забывай, что после смерти отца на Энн легла очень серьезная ответственность. Миссис Уайтфилд слишком слабохарактерна, чтобы руководить Родой.

Тэннер (глядя на него в упор). Короче говоря, ты разделяешь мнение Энн?

Октавиус. Нет, но я готов понять ее. Ты же сам знаешь, что твои взгляды едва ли могут благотворно влиять на формирование ума и характера молодой девушки.

Тэннер. Нет, я совсем этого не знаю. Я знаю, что формирование ума и характера молодой девушки состоит обычно в том, что ей лгут везде и во всем; но я не желаю, чтобы ей лгали обо мне, — будто мне свойственно злоупотреблять доверием девушек.

Октавиус. Энн этого не говорила, Джек.

Тэннер. А что ж еще означают ее слова?

Стрэйкер (заметив приближающуюся Энн). Мисс Уайтфилд, джентльмены. (Вылезает из машины и идет по аллее с видом человека, который знает, что в его присутствии больше не нуждаются.)

Энн (останавливаясь между Октавиусом и Тэннером). Доброе утро, Джек. Я пришла сказать вам, что у Роды очень сильно разболелась голова и она не сможет сегодня ехать с вами кататься. Она страшно огорчена, бедняжка.

Тэннер. Ну, Тави, что ты теперь скажешь?

Октавиус. Мне кажется, все совершенно ясно, Джек. Щадя твои чувства, Энн не остановилась даже перед обманом.

Энн

. О чем это вы говорите?

Тэннер. Хотите вылечить Роду от головной боли, Энн?

Энн. Конечно, хочу.

Тэннер. Так повторите ей все, что вы только что сказали; и прибавьте, что вы пришли сюда через две минуты после того, как я получил и прочел ее записку.

Энн. Рода вам писала?

Тэннер. И очень подробно.

Октавиус. Не слушайте его, Энн. Вы правы, вы совершенно правы. Энн только исполнила свой долг, Джек; ты сам это знаешь. И с такой деликатностью!

Энн (подходит к Октавиусу). Какой вы добрый, Тави! Какой чуткий! Как вы все хорошо понимаете!

Октавиус сияет.

Тэннер. Так, так, потуже кольца! Ведь ты ее любишь, Тави, правда?

Октавиус. Она это знает.

Энн. Тсс, Тави! Как вам не стыдно!

Тэннер. Ничего, я разрешаю. Я же ваш опекун, если не ошибаюсь. Ну вот, я вас на часок оставляю на попечении Тави. Я еду прокатиться на машине.

Энн. Нет, Джек. Мне нужно поговорить с вами относительно Роды. Рикки, милый, ступайте в дом и займите своего американского приятеля. Маме некогда возиться с ним так рано; она еще занята по хозяйству.

Октавиус. Лечу, Энн, дорогая. (Целует ей руку.)

Энн (нежно). Рикки-Тикки-Тави!

Он смотрит на нее, выразительно краснея, потом убегает.

Тэннер (резко). Вот что, Энн. На этот раз вы попались. И не будь Тави влюблен в вас без всякой надежды на спасение, он бы сразу увидел, какая вы неисправимая лгунья.

Энн. Вы не так поняли, Джек. У меня просто не хватило смелости сказать Тави правду.

Тэннер. Ну конечно. Вот когда нужно солгать — у вас смелости хоть отбавляй. Что вы там наговорили Роде о моей безнравственности и о том, будто ей опасно со мной встречаться? Как она теперь может ко мне по-человечески относиться после того, что вы отравили ее душу всякими гнусностями?

Энн. Джек, я знаю, вы не способны на что-нибудь дурное…

Тэннер. Зачем же вы ей налгали?

Энн. Пришлось.

Тэннер. Пришлось?

Энн. Мама меня заставила.

Тэннер (сверкнув глазами). Ха! Как это я сразу не догадался? Мама! Всегда мама!