Человек и сверхчеловек

Дон Жуан. Да, верно, это одни разговоры. Но почему одни разговоры? А потому, друг мой, что красота, чистота, добродетель, религия, нравственность, искусство, патриотизм, храбрость и все прочее — пустые слова, которые каждый может вывернуть наизнанку, как перчатку. Если бы в них было реальное содержание, вам пришлось бы признать мои обвинения справедливыми, а себя — виновным; но, к счастью для вашего самолюбия, мой адский друг, они этого реального содержания лишены. Как вы сами сказали, все это лишь слова, пригодные для того, чтобы внушить варварам веру в блага цивилизации, а цивилизованных нищих заставить покорно сносить грабеж и гнет рабства. Это — семейная тайна правящей касты; и если бы мы, принадлежащие к этой касте, заботились о расцвете Жизни во вселенной, а не об удобствах и могуществе своей ничтожной особы, эта тайна сделала бы нас великими. Я — дворянин, и, следовательно, посвящен в тайну; поймите же, как невыносимо нудно мне слушать ваши бесконечные разглагольствования обо всех этих нравственных фикциях и как жалко и тяжело видеть, что в жертву им вы приносите свою жизнь! Если б вы хоть настолько верили в эту игру в нравственность, чтобы играть честно, было бы интересно наблюдать за ней; но вы мошенничаете при каждом ходе, а если ваш противник перемошенничал вас, вы опрокидываете стол и хватаете его за горло.

Дьявол. На земле это, может быть, и так, потому что люди невежественны и не могут оценить по достоинству мой культ любви и красоты; но здесь…

Дон Жуан. Да, да, я знаю. Здесь только и видишь, что любовь и красоту. Бррр!.. Это все равно, что целую вечность смотреть первый акт модной пьесы, где интрига завязывается во втором. Даже в минуты суеверного страха ад не представлялся мне таким отвратительным. Я живу в постоянном созерцании красоты, точно парикмахер среди фальшивых локонов. У меня всегда сладкий вкус во рту, как у продавца кондитерской лавки. Скажите, командор, есть в раю красивые женщины?

Статуя. Ни одной. То есть буквально ни одной. Одеты безвкусно. Драгоценностей не носят. Что женщина, что пожилой мужчина — не разберешь.

Дон Жуан

. Скорей бы мне туда попасть! Упоминается ли там слово «красота»? Много ли там любителей искусства?

Статуя. Клянусь честью, никто даже не оглянется, когда мимо проходит прекрасная статуя.

Дон Жуан. Иду туда!

Дьявол. Дон Жуан! Могу ли я говорить откровенно?

Дон Жуан. А разве до сих пор вы говорили не откровенно?

Дьявол

. Постольку-поскольку. Но теперь я пойду дальше и признаюсь вам, что людям все приедается — и ад и рай; вся история человечества есть не что иное, как кривая колебаний мира между этими двумя крайностями. А Эпохи — лишь качания маятника, и каждому поколению, кажется, что мир прогрессирует, потому что он вечно движется; но когда вы достигнете моего возраста, когда вам тысячу раз успеет надоесть рай, как он надоел мне и командору, и тысячу раз успеет опротиветь ад, как он вам уже сейчас опротивел, — вы больше не будете в каждом движении от рая к аду усматривать эмансипацию и в каждом движении от ада к раю — эволюцию. Там, где сейчас вам чудятся реформы, прогресс, стремление ввысь, непрерывное восхождение человека по лестнице отживающих форм его «я» к более совершенным воплощениям, — вы не увидите ничего, кроме бесконечной комедии иллюзий. Вы постигнете всю глубину изречения моего друга Экклезиаста: нет ничего нового под солнцем. Vanitas vanitatum…[164]

Дон Жуан (теряя терпение). О небо, это еще хуже, чем ваши разглагольствования о любви и красоте. Пусть так, безмозглый вы умник, пусть человеку все приедается в конце концов; но следует ли из этого, что человек не лучше червя или собака — волка? Станем ли мы отказываться от пищи лишь на том основании, что, насыщаясь, мы теряем аппетит? Можно ли сказать, что поле пропадает зря, когда оно остается под паром? Разве командор, тратя здесь свою адскую энергию, не накопляет в то же время энергии небесной, которая поможет ему перенести следующий период райского блаженства? Пусть это верно, что великая Сила Жизни переняла идею часовщика и использует землю в качестве маятника; что история каждого качания, которая нам, действующим лицам, кажется новой и оригинальной, на самом деле повторяет историю предыдущего; больше того: что в непостижимой бесконечности времен солнце тысячи раз подбрасывает и снова ловит землю, как цирковой жонглер — мяч, и что вся совокупность наших эпох не более как миг между броском и подхватом, — значит ли это, что весь этот колоссальный механизм бесцелен?

Дьявол. Абсолютно, друг мой. Вы вообразили, что раз у вас есть цель, значит она должна быть и у природы. С тем же успехом вы могли бы считать, что природа наделена пальцами, — только потому, что они имеются у вас.