Человек и сверхчеловек

Октавиус (возвращаясь в стадию тихого отчаяния и начиная бессознательно испытывать удовольствие от мысли, что сердце его разбито и положение безнадежно). Я в этом не сомневаюсь. Вы всегда будете пленять его. А он — глупец! — думает, что вы его сделаете несчастным.

Энн. Да. Пока что в этом вся сложность.

Октавиус (самоотверженно). Хотите, я скажу ему, что вы его любите?

Энн (поспешно). Ой, нет! Он сейчас же опять сбежит.

Октавиус (шокированный). Вы хотите выйти за человека замуж против его желания?

Энн. Какой вы все-таки чудак, Тави! Если женщина твердо решила добиться мужчины, при чем тут его желание? (Шаловливо смеется.) Я вижу, вы шокированы. Но вы, по-моему, уже начинаете радоваться, что сами избегли опасности.

Октавиус (потрясенный). Радоваться! (С упреком.) И это вы мне говорите!

Энн. Но если бы в самом деле это было так тяжело для вас, разве вы стали бы искать новой пытки?

Октавиус. А разве я ищу?

Энн. Ведь вы же вызвались сказать Джеку, что я его люблю. Это, конечно, жертва, но, как видно, она дает вам некоторое удовлетворение. Может быть потому, что вы поэт? Вы точно соловей, который прижимается к шипу розы, чтоб лучше петь.

Октавиус. Все это гораздо проще. Я люблю вас и хочу, чтоб вы были счастливы. Вы меня не любите — значит, сам я не могу дать вам счастья; но я могу помочь вашему счастью с другим.

Энн

. Да, казалось бы, это просто. Но когда мы что-нибудь делаем, мы едва ли знаем — почему. В сущности, самое простое — это прямо подойти и схватить то, чего хочется. Я, должно быть, не люблю вас, Тави, но иногда у меня является желание как-нибудь сделать из вас мужчину. Вы ничего не смыслите в женщинах.

Октавиус (почти холодно). Предпочитаю не меняться в этом отношении.

Энн. Тогда вам нужно держаться от них подальше и только мечтать о них. Ни за что на свете я бы не согласилась быть вашей женой.

Октавиус. Мне не на что надеяться, Энн, и я примирюсь со своей судьбой. Но вы, вероятно, не представляете себе, как это больно.

Энн. У вас такое мягкое сердце! Просто удивительно, до чего вы с Вайолет непохожи. Вайолет тверда, как камень.

Октавиус. Ах, нет! Я уверен, что в душе Вайолет настоящая женщина.

Энн (нетерпеливо). Почему вы так говорите? Разве если женщина рассудительна, трезва и практична — значит, она не настоящая женщина? Вы бы предпочли, чтоб Вайолет была дурочкой или чем-нибудь еще хуже, вроде меня?

Октавиус. Еще хуже… вроде вас? Что вы хотите сказать, Энн?

Энн. Ах господи, не ловите меня на слове. Но я очень уважаю Вайолет. Она всегда умеет поставить на своем.

Октавиус (со вздохом). И вы тоже.

Энн. Правда, но ей это как-то проще удается, не приходится никого обольщать.

Октавиус (с чисто братским равнодушием). Вайолет было бы трудно обольстить кого-нибудь. Хотя она хорошенькая.

Энн. Ничуть не трудно; стоит ей только захотеть.

Октавиус. Но какая же порядочная женщина станет сознательно играть на инстинктах мужчины?

Энн (воздевая руки к небу

). О Тави, Тави! Рикки-Тикки-Тави! Да поможет бог женщине, которая станет вашей женой.

Октавиус (при звуке знакомого прозвища страсть его оживает). О зачем, зачем, зачем вы так говорите? Не мучайте меня! Я вас не понимаю.

Энн. Вдруг это будет лгунья, кокетка, завлекающая мужчин?

Октавиус. Неужели вы считаете меня способным жениться на такой женщине, после того что я знал и любил вас?

Энн. Гм!.. Во всяком случае, имей эта женщина голову на плечах, она этого не допустит. Ну ладно. Сейчас мне некогда больше разговаривать. Скажите, что вы меня простили, и вопрос будет исчерпан.

Октавиус. Мне не за что вас прощать, и вопрос уже исчерпан. А если не исчерпаны мои страдания, вы по крайней мере не увидите, как кровоточит рана.

Энн. Поэт верен себе. Ну, Тави, милый, до свидания. (Треплет его по щеке; на мгновение ей захотелось его поцеловать, но тут же расхотелось; в конце концов она убегает в дом.)

Октавиус снова приютился за столом; он уронил голову на руки и всхлипывает. В калитку входит миссис Уайтфилд, которая от нечего делать слонялась по гренадским магазинам; в руках у нее сумка, полная мелких свертков.