Он давно уже гнал от себя эту мысль – но она возвращалась снова и снова, заставляя сердце замирать, покрываясь ледяной коркой безысходности. Собственно, это было вполне закономерно. Даже если выход и существовал – с чего он решил, что сможет его найти? Пещеры могли соединяться с паутиной где угодно – но коридоров множество, словно веток у столетнего дуба. Попробуй отыскать нужный тебе листик, начав от основания дерева. Поднимаясь по стволу, достаточно уйти на другую ветку, оставив в стороне ту, что ведет к нужному – и больше никогда уже к нему не вернешься. На каком-то из поворотов они просто свернули не туда.
Серега не озвучивал свои мысли. И хотя оставаться один на один с осознанием вплотную подступившего конца тяжко – говорить не собирался. Настроение и без того паршивое. Уныние царило уже который день, все более овладевая людьми. Все чаще в вялых разговорах проскальзывала мысль: и на кой ляд мы вообще поперлись в экспедицию. Пока это были только мысли вслух, ворчание усталых измученных людей – но они, появившись однажды, так и остались в группе. Инициатором оказался Григорий. И он, отчетливо понимая, что дисциплине эти разговорчики не способствуют, тем не менее ничего не мог с собой поделать.
– Не специально я, Серег… – повинился он, когда Сотников как-то на вечернем привале отозвал его в сторону. – Я бы и рад… да оно само на язык вскакивает. Носки закончились – экспедицию помянул. Пить-жрать охота – снова. Утром от спальника отлипнешь – опять… Даже и шлемом долбанешься о камень – снова этот гребаный выход приплетешь… В сердцах вылетает, не специально я.
– Гриша. Я тебе как друг говорю – молчи, – покачал головой Серега. – Это разлагает дисциплину сильнее прочего. Усталость, раздражение, мысли поганые – и без того копятся. А тут еще ты ворчишь. Ты заметил, что твоя группа тебе вторить начинает? Вчера Медоед то же выдал, за ним Береза повторил. Хорошо хоть Один пока молчит и своих подбадривает… Паника – это зараза!
– Ну зашей мне что ли рот в самом деле… – уныло отозвался Гришка.
– Зашивать не буду, но в дальнейшем пресекать начну на корню, – жестко сказал Сотников. – Замыкающим пойдешь. Шагах в сорока, чтоб никто тебя не слышал.
Гриша печально кивнул.
По-человечески Гришку в самом деле было жалко. Не ожидал пацан этакого, не готов оказался, вот и выпал из колеи. Боец-то он хороший… но одно дело выбраться в паутину на два-три дня и потом вернуться-таки в Дом, в чистую постель, к обильной еде и воде вдоволь, в зону комфорта – и совсем другое: день за днем в грязи и дерьме тащить людей к цели, держать в кулаке себя и группу, быть с ними одним целым, подбадривать, делиться энергетикой, раз за разом черпая ее откуда-то из глубины самого себя. Экспедиция предъявляла к человеку уже совсем другие требования – здесь нужно было ослиное упрямство, выдержка, выносливость пахать день за днем на износ и неубиваемый оптимизм, вера в лучшее. И у Григория их не оказалось.
Впрочем, Серега верил в товарища. Пообвыкнется еще. Деваться некуда, они теперь спаяны так, как ни одна обойма. Горстка людей посреди преисподней, где на многие километры вокруг только пустота или смерть. Идти им до самого верха да потом назад столько же. Ничо, сделаем еще из тебя, Гриня, исследователя и первопроходца…
И все же как бы ни ждали они конца пути, как ни желали уже хоть какой-то определенности – неизвестность выкручивала нервы, заставляла подрагивать от напряженного ожидания, высматривая в конце каждого каменного коридора вожделенный серый бетон и сталь тюбинга – дорога окончилась неожиданно. К концу двадцатого дня поднявшись длинной узкой извилистой кишкой, обойма выбралась в огромную пещеру. Стены, уходящие отвесно вверх, тонули во тьме и даже свет фонаря не мог пробить ее и достичь потолка; пол изрезан был трещинами, кавернами, ямами, усеян щебнем и булыжниками размером с Дровосека; в стенах зияло десятка три дыр различного диаметра; а ближе к западной стене, нелепо скособочившись на правую сторону корпуса, словно пытался подняться, да так и застыл навечно, лежал МРШ-2000.
И глядя на него, Серега понял, что дорога их действительно закончилась.
Собравшись вокруг механизма, бойцы стояли и молча смотрели на него. Контроллер был безнадежно мертв и, судя по слою пыли на нем, уже давненько. Что примечательно – на боевых манипуляторах его не крепилось оружие. Вместо этого в левом операционном он держал кусок трубы. Словно пытался вооружиться хоть чем-то…
– Не трогай, – поморщился Серега, видя, как Гришка легонько пнул корпус ногой. – Он же от пыли весь махровый.