Человек, который был четвергом

– Вы очень хороший человек, – сказал он. – Вы способны верить, что нормален кто-то, а не вы. В общем, вы правы насчет людей – насчет крестьян или таких, как этот милый старый трактирщик. Но вы не правы насчет Ренара. Я заподозрил его сразу. Он рационалист, и что еще хуже, он богач. Если долг и веру уничтожат, уничтожат их богачи.

– Их уже уничтожили, – сказал инспектор и встал, сунув руки в карманы. – Бесы идут на нас.

Спутники его взглянули туда, куда устало глядел он, и увидели толпу, впереди которой яростно шагал Ренар. Борода его развевалась по ветру.

– Господа, – воскликнул полковник, выскакивая на мостовую. – Это немыслимо! Должно быть, это шутка. Если бы вы знали Ренара, как я… Тогда уж назовите динамитчицей королеву Викторию! Если бы вы знали этого человека…

– Доктор Булль его неплохо узнал, – сказал Сайм.

– Нет! – крикнул полковник. – Ренар все объяснит. Он все объяснит мне. – И он шагнул вперед.

– Не спешите, – сказал инспектор. – Скоро он всем нам объяснит.

Нетерпеливый полковник уже ничего не слышал, поспешая навстречу врачу. Возбужденный Ренар поднял револьвер, но, увидев приятеля, заколебался, и полковник начал говорить, размахивая руками.

– Ничего он не добьется от этого старого язычника, – сказал Сайм. – Лучше просто прорваться сквозь них, как пуля сквозь ваш котелок. Может быть, нас убьют, но и мы перебьем их немало.

– Ой, бросьте! – вскричал доктор Булль, который стал еще простоватей, так искренна была его честность. – Наверное, их сбили с толку. Пускай полковник попробует!

– Не повернуть ли нам назад? – спросил профессор.

– Улица и там перерезана, – сухо сказал Рэтклиф. – Мало того, я вижу наверху вашего любимца, Сайм.

Сайм быстро повернулся и увидел всадников, скачущих к ним в полумгле. Над головой первого коня блеснуло серебро шпаги, потом – серебро седины. Тогда автомобиль понесся вниз, к морю, словно тот, кто им правил, хотел одного – умереть.

– Что такое? – спросил профессор, хватая его за руку.

– Скатилась утренняя звезда, – ответил Сайм. Автомобиль его падающей звездой катился во мраке.

Никто не понял этих слов, но, оглянувшись, все увидели, что вниз по круче мчатся враги, а впереди, в невинном сверкании предвечернего света, скачет добрый трактирщик.

– Весь мир помешался, – сказал профессор, закрывая руками лицо.

– Нет, – с непоколебимым смирением сказал доктор Булль. – Помешался я.

– Что же мы будем делать? – спросил профессор.

– Сейчас, – с отрешенной точностью ученого ответил Сайм, – мы врежемся в фонарный столб.

Раздался грохот, и через минуту-другую четыре человека выползли из груды металла, тогда как высокий тонкий столб, стоявший у самой набережной, повис над мостовою сломанным сучком.

– Хоть что-нибудь да разбили! – слабо улыбнулся профессор. – И то утешение.

– Вы прямо анархист какой-то, – сказал Сайм, тщательно отряхиваясь.

– Как и все, – отозвался Рэтклиф.

Пока они говорили, седовласый всадник и его соратники с грохотом промчались мимо, и почти в тот же миг у самого моря закричали и задвигались люди. Сайм взял свою шпагу в зубы, сунул две чужие под мышки, еще одну сжал в левой руке, фонарь – в правой и соскочил с высокой набережной на морской берег.

Решившись действовать, прочие спрыгнули вслед за ним, покидая обломки мотора и собравшуюся толпу.

– У нас остается один шанс, – сказал Сайм, вынимая клинок изо рта. – Что бы ни значила эта бесовщина, жандармерия нам поможет. Туда не добраться, путь отрезан, но вон там – мол, и мы можем продержаться на нем, как Гораций на мосту[24]. Будем его защищать, пока не подойдут жандармы. Идите за мной.

Все пошли за ним, и морской гравий скоро сменился под ногами каменными плитами. Дойдя до конца узкого мола, врезавшегося в темное бурлящее море, они ощутили, что пришел конец им и всем событиям. Тогда они остановились и повернулись лицом к городу.

Город был в смятении. Во всю длину набережной ревел и волновался темный поток людей; и даже там, где гневные лица не мелькали в свете факелов, было видно, что сами силуэты дышат общей, организованной ненавистью. Не оставалось сомнений, что люди неведомо почему отвергли наших путников.

Человека два-три, казавшиеся издали темными и маленькими, как обезьяны, спрыгнули с парапета на берег. Громко крича и увязая в песке, они двинулись вперед и зашлепали по мелкой водице. Потом спрыгнули и другие – темная масса перелилась через край, словно черная патока.

Вдруг Сайм увидел, что над толпой возвышается давешний крестьянин. Он въехал в воду на повозке, размахивая топором.

– Крестьянин! – крикнул Сайм. – Они не восставали со средних веков.

– Даже если жандармы и явятся, – уныло сказал профессор, – им не одолеть такую толпу.

– Чепуха! – сердито сказал Булль. – Остались же в городе нормальные люди.

– Нет, – отвечал лишенный надежд инспектор, – скоро людей вообще не будет. Мы – последние.

– Вполне возможно, – отрешенно проговорил профессор; потом прибавил обычным своим сонным тоном: – Как там, в конце «Тупициады»? [25]