Кажется, диск-жокей крутит
— Думаешь, остроумно — обращаться со мной как с продажной девкой?
— Не понял…
— Полагаешь, мне нравится дни напролет слушать такую вот… фигню? Или вылавливать шаловливые ручонки из-под собственной юбки? Защищаться от пальца, нацелившегося на влагалище?
— Да я пошутил…
— В гробу я видала твои говношутки! Из-за такого вот женоненавистнического остроумия я каждый вечер на выходе из
— Если это правда, нужно заявить о попытке изнасилования.
— Очень смешно! Подать жалобу? Знаешь, как реагировали легавые, когда я один раз на тысячу таких случаев «навещала» их в комиссариате? Смеялись мне в лицо! Как ты. Все умирают со смеху! Это ведь так смешно — сунуть танцовщице из
— Брось, Деа, все дело в твоей красоте, ты нравишься мужикам, в нашем мире быть соблазнительной — удача, разве нет?
Деа сейчас всерьез меня ненавидит, зрачки у нее расширились, ноздри раздуваются, она похожа на норовистую лошадь, бьющую от нетерпения копытом. Знаю, знаю, вы боитесь, что я сейчас напишу:
— Видишь мои джинсы? — спрашивает Деа. — После работы я зашла домой переодеться, потому что боюсь надевать юбку и колготки. Знаешь почему, грязный ты чертов ретроград? Колготки можно порвать пальцем, а деним нельзя.
Деа плачет. Я не знаю, что делать, куда деваться. Хочется обнять ее, но боюсь получить пощечину. Деа должна быть уверена: я никогда не позволю себе ничего подобного. Хотя… Конечно, я никогда не щупал девушку на лестнице, то есть не подкрадывался неожиданно, но разрешения спрашивал не всегда. Если я целую малознакомую женщину, мои руки почти сразу перемещаются на ее грудь, а минут через пять тянутся к трусикам. Или через десять? А что, если дама против? Как ей поступить? Сунуть в лицо комбинацию из трех пальцев, чтобы чужой указательный не очутился у нее между ног? Неужели я, сам того не понимая, вел себя как насильник? Вдруг женщины спали со мной из вежливости, без всякого желания, не получая удовольствия, просто потому, что было лень отказывать? В конце концов Деа извиняется, и ситуация становится еще более неловкой:
— Прости, нельзя так распускаться, это все нервы, ты ни при чем, подвернулся под горячую руку, вот и огреб. Я устала чувствовать себя куском мяса, который любой может схватить, пощупать.
Зря я перед выходом принял сиалис. На помощь приходит воспоминание.
13 декабря 1993 года я давал Бал Противных. Все самые закомплексованные парижане оделись… герцогинями. Прически делал Александр Зуари[327]
, платья— Однажды, — говорю я Деа, — меня грубо облапили за задницу, когда я был в платье. В
— Значит, ты понимаешь. Неприятно, если на тебя кидаются, когда ты этого не хочешь! Женщина надевает сексуальные тряпки, собирается немножко выпить, ну, может, заняться любовью с понравившимся человеком — и чувствует себя виноватой из-за постоянных приставаний. Вообрази мою жизнь. Каждый мой день — Бал Противных.
Думаю, я понимаю. Известность, даже убывающая, производит такой же эффект. Люди оценивают тебя, разглядывают, обсуждают — не стесняясь, что вот он ты, стоишь рядом. Тяжело все время быть на виду, даже когда ты не в форме и чувствуешь себя уродом. Трудно живется человеку, за которым шпионят день и ночь, влезают в его разговоры с женщинами, беспокоят. Почему люди так себя ведут? Да потому, что ты имеешь наглость существовать. Хорошо хоть поклонники не суют пальцы мне в задницу…
— Я думал, ты верна мужу. Шлю тебе сообщения, ты не откликаешься, я страдаю, а ты, оказывается, развлекаешься.
— Не глупи! Ты просто хочешь меня трахнуть. Между прочим, у тебя есть жена.
Приплыли…
Тайное стало явным.
5