Обветренное лицо его с небольшими уставшими глазами выражало внимание и готовность выполнить любое указание командира. Храмов в обращении с начальством пунктуально соблюдал субординацию. И как ни пытался комбат добиться, чтобы Храмов вне служебной обстановки называл его по имени и отчеству, из этого ничего не вышло. Старшина просто не понимал, зачем это нужно, когда есть четкое и ясное «товарищ капитан».
— Иван Васильевич, не забудьте насчет комбинезонов. Завтра огневая служба.
Старшина с готовностью откликнулся:
— Есть, товарищ капитан. Будет сделано.
Комбат улыбнулся и подумал, что в сущности-то своей Храмов хороший человек.
Из казармы донеслись голоса, глухой шум. Это батарея вернулась с ужина. Теперь у солдат начиналось свободное время — «анархия», как его называл Храмов, потому что в этот час каждый занимался чем хотел. В дверь решительно постучали, и в канцелярию вошел секретарь комсомольской организации батареи ефрейтор Тихонов, стройный, с мечтательными черными глазами парень.
— Разрешите, товарищ капитан, по делу?.. — остановился он у порога.
— А, замполит, — шутливо отозвался Кириллов. Ему нравился этот умный, сообразительный солдат, совсем недавно окончивший педагогическое училище. С ним было интересно и приятно беседовать. Да и помощником по линии комсомола он был неплохим. — Проходите. Чем обрадуете?
Тихонов подошел к комбату и молча положил перед ним раскрытый журнал. Капитан прочитал заголовок статьи: «Доверие».
— Вот здесь посмотрите, — Тихонов показал на отчеркнутый красным карандашом абзац. — Тут — главное.
— Ну-ну, — неопределенно проговорил командир и углубился в чтение. В статье рассказывалось о бригаде коммунистического труда, все члены которой получают зарплату самостоятельно, без кассира. И не было случая, чтобы обнаружилась недостача.
— Вот бы у нас так, — сказал Тихонов, еле дождавшись, пока капитан закончит читать. Глаза у него горели, он был взволнован. — Доверие-то людей воспитывает.
Комбат, немного помолчав, сказал:
— А ведь это идея. Как вы считаете, Иван Васильевич? Идея?
Старшина, собиравшийся было уходить, хмуро отозвался:
— Не знаю, что это, товарищ капитан, идея или нет. Только так не положено.
Тихонов не выдержал:
— Товарищ старшина, а моральный кодекс как же? А воспитание нового человека?
На крупных скулах Храмова выступили красные пятна — он не любил, когда ему возражали младшие, — и морщинистое, обветренное лицо его стало еще суровее.
— Кодекс есть кодекс, а порядок есть порядок. — И, уже взявшись за дверную ручку, добавил: — Да и кто будет отвечать, если денег не хватит?
Командир батареи молчал, и Тихонов никак не мог понять, на чьей он стороне.
На следующий день в батарее проводилось комсомольское собрание. Обсуждался вопрос о подготовке к стрельбам. Оно проходило шумно, особенно когда пошла взаимная критика и дело коснулось конкретных личностей. Впрочем, Тихонов (его избрали председателем) вел собрание довольно умело и дипломатично. А когда приняли решение и собрание было закрыто, капитан Кириллов первым встал и сказал, что сделает сейчас одно объявление.
Взметнувшийся было к потолку шум сразу стих. Ракетчики с любопытством смотрели на своего командира. Он, как всегда, был спокоен, очень аккуратно одет и казался даже немного выше своего роста. Таким солдаты привыкли видеть его на учениях, в походе, на стрельбах и просто на вечерней поверке. Капитан подошел к столу, не торопясь выложил из своей полевой сумки пачки денег. Потом обвел всех глазами и очень обыденно сказал:
— Вот ваши деньги. Получайте сами. — И добавил: — Только не забудьте расписаться в ведомости.
С этими словами он повернулся и вышел из ленинской комнаты. Десятки глаз проводили его до дверей. Стало очень тихо. Слышно было, как тикают настенные часы, а в соседней комнате для умывания звонко бежит струйка воды из незакрытого крана. Никто не двигался с мест. Тихонов для чего-то глянул в окно. По стеклу хлестали ветки клена. Кашлянул.
— Что ж, подходите. Только не все сразу. А я пойду… покурю.
Вместе с Тихоновым вышли покурить больше половины солдат. Они стояли в курилке, затягивались папиросами и смущенно улыбались. Все были взволнованы тем необычным, что происходило. Солдаты сразу выросли в собственных глазах, им хотелось совершить сейчас что-нибудь хорошее, большое. И многие невольно стремились отдалить тот миг, когда они впервые сами, без старшины, отсчитают положенные деньги, распишутся в ведомости.
В курилке плавали сизые облака дыма. Кто-то растроганно сказал:
— Вот так-то, братцы… Как при коммунизме.
А другой добавил:
— Лежат деньги на дороге, словно цену свою потеряли. Хочешь — бери, не хочешь — дело твое.
Его одернули:
— Тоже философ. Разберись вначале, что к чему. Тут главное — доверие.
Пока ракетчики дымили папиросами, в канцелярии батареи старшина Храмов решительно заявил комбату:
— Как хотите, товарищ капитан, а я с себя ответственность за сегодняшнее снимаю.
— Конечно, конечно, Иван Васильевич, — отозвался капитан, просматривая тетрадь с планами-конспектами занятий. — Вы тут ни при чем.