Человек разговаривает с ветром

Вот то-то и оно. А то Клушин не знает. Нет, брат, уж если сами чего не знаете, то можете обратиться к старшине Клушину, он вам объяснит. Решили попользоваться слабостью. Мало, что от ограды не гоняю. Да если бы хоть с толком были его свидания, а то ведь и эту, как ту, московскую, забудет…

Разошлись, не глядя друг на друга.

А за воротами Клушина снова встретил лукаво-дружелюбный взгляд черных глаз: девушка улыбнулась почти как знакомому. Черт-те что… Старшина втянул голову в плечи и даже сделал над собой усилие, чтоб ненароком не оглянуться.

— …Вот же товарищ Клушин как-то находит время. — Немигающие глаза Зои Васильевны безжалостно буравили старшего сержанта — танкиста, стоявшего у доски. Планка доски едва доставала ему до плеч, а парты, рассчитанные на пятиклассников, были чуть выше колен. Бедняга механик сильно смахивал на медведя, топчущегося в клетке с кроликами. Ни о какой выправке не было и речи: стоял, как на собственных похоронах. По виску, мимо лилового, точно надранного уха, сползала капелька пота, а огромные руки-клешни, будто силой оторванные от рычагов тяжелого танка, нервно раздергивали по ниточкам ослизлую от размокшего мела тряпку. Похоже было, что сержант играет в самодеятельности роль запарившегося школьника, только больно уж здорово играет.

— Садитесь. — Зоя Васильевна поочередно посмотрела на всех сверхсрочников — в классе их было шестеро. — Советую брать пример с товарища Клушина.

Клушин сидел смущенный, красный, прикрыв глаза козырьком ладони.

«Просто удивительно, такие противоположные чувства, а внешне выражаются почти одинаково», — деловито отметила Зоя Васильевна, сравнив пылавшие уши несчастного танкиста и горевшее лицо Клушина.

Однако она ошиблась: чувства тоже были почти одинаковы…

Огоньков и еще разок побывал в городе: Правда, не как-нибудь нелегально, а когда все равно кто-то должен был ехать. Тем не менее дело ясное: старшина Клушин, один из лучших, заслуженных, «старшина-ас», как называл его генерал, наивернейшим способом портил молодого солдата. «Мальчишка! — безжалостно распинал он себя, потея от похвал учительницы. — Старшинскую славу на что променял! Добряком заделался, девчонку смазливую увидел, пожалел обоих…»

И хотя Огоньков, вместо того чтобы «разложиться» от щедрых клушинских поблажек, день ото дня становился все более исправным солдатом, это ровно ничего не означало. Избитый маневр, усыпляет бдительность. А потом, брат, такое отколет… Уж кого-кого, а Клушина на мякине не проведешь…

И Огоньков «отколол».

Однажды, увлекшись, они просидели до самого развода. Огоньков в тот день заступал дневальным. Старшина спохватился первым:

— Прокопались, брат, мы с тобой! Ну да завтра кем-нибудь подменю, съездишь за бельем в город.

Солдат покраснел гуще обычного. И вдруг ответил наигранно-весело и даже как будто хвастливо:

— Спасибо, товарищ старшина, больше уже не требуется.

Та-ак… Клушин встал, затолкал в сумку книжки, оделся и вышел.

Девчонки за воротами, разумеется, не было.

«Больше не требуется…» Клушин так наподдал подвернувшуюся под ноги жестянку, что она врезалась в ограду.

На другой день старшина занимался один, приказав дежурному произвести уборку с мойкой полов во всех свободных помещениях исключительно силами дневальных. Около часа возился с задачкой, потом сбегал на склад, а когда взялся за доказательство теоремы и взглянул на часы, то до занятий оставался пустяк. Урок геометрии был первым, а за последнее время у Зои Васильевны вошло в привычку поднимать Клушина с места, едва кто-нибудь из сверхсрочников зашивался у доски. В этом была своя политика, Клушина не проведешь, и однако…

В обычное время он, как ни в чем не бывало, собрался, надел шинель и уныло побрел к проходной. День был пасмурный. По слоеному низкому небу стремительно неслись не то обрывки туч, не то клочья дыма с соседней электростанции. С растрепанных метелок тополей ветер срывал последние листья. Не без злорадства переворошив в памяти опыт далекого прошлого, Клушин принял единственно верное решение: недолгий путь до поселка растянуть на час, а на ближних подступах к школе перейти на добросовестный кросс, — впрочем, только для одышки, ко второму уроку все равно стемнеет.

За воротами машинально бросил взгляд вправо. У ограды, отворачиваясь от ветра, сиротливо жалась тоненькая девичья фигурка в забрызганном разноцветными красками комбинезоне. «Тоже, ждет… хворостинка… Кого?.. Хотя, впрочем, такая на профессорского сынка не позарится». И вдруг замер как вкопанный: прямо на него глядели уже знакомые черные глаза. Старшина не успел ничего сообразить, как девчонка шагнула к нему. «Плакать да жаловаться… Понятно!» Голова автоматически заработала, подбирая слова для морали. Однако на этот раз кибернетика позорно заела: одним из героев всей этой некрасивой истории оказывался сам добренький старшина Клушин. «Вот ведь поганец! А девчонка-то… Одна тут, наверно, без матери…»

Девчонка была уже рядом.

— Лина, — дружески улыбнулась она озябшими губами. — Товарищ старшина, Гена скоро освободится? Рядовой Огоньков то есть.