Читаем Человек с тающим лицом полностью

– Ладно, тогда просто остановись, – сказал Олег, хотя я не двигался с места. – Я хотел договорить про эти записи. Так вот… Ты должен знать, что я не всегда этим занимался, не был этим одержим. То есть, между некоторыми записями разница в несколько лет… На это время я забывал об этом, забивал на все это, терял интерес… особенно после неудач, когда все срывалось и я чуть не попадался.

Он сделал паузу, тщательно подбирая слова. Мы стояли напротив друг друга, и я с презрительной снисходительностью ждал, когда он закончит.

– Иногда я чувствовал омерзение к себе, что занимаюсь таким. Еще больше омерзения я чувствовал, когда спрашивал себя – зачем мне все это, к чему это приведет? Потому что я знал, потому что я… э… чувствовал с самого начала концовку. Она, как зловещий рок, нашептывалась мне на ухо… И тогда я возвращался к этому и снова пытался делать записи.

Олег как-то странно ощупал свой бок.

– И теперь, когда их так много, я точно знаю, что с ними делать. Хотя я знал это всегда… Их можно обрезать, смонтировать, сделать какие-то прикольные флэшбэки и это будет фильм! Короткометражный, конечно, для полного метра это слишком уж скучно. Но главная его фишка будет в том, что это абсолютно реальная съемка обычного человека, который живет обычной жизнью и даже не знает, что его снимают. Круто, правда?!

Я не разделил его восторга, в моем лице лишь добавилось отвращения к собеседнику. Неужели он это серьезно?

– Да, я знаю, что это не совсем уж круто, но это еще не все… Я выложу видео в интернет, но, чтобы людям было интересно, должна быть какая-то прикольная развязка. И она записывается сейчас, уже идет развязка, но…

Я огляделся вокруг в поисках камеры.

– … И этого не достаточно. Чтобы всех зацепить и шокировать, главный герой в конце должен умереть.

С этими словами Олег приподнял красный плащ с правого бока и достал нож из чехла, прикрепленного к поясу. Нож был большой, охотничий, с желобком для стока крови, специально, чтобы потрошить животных.

Я застыл, забыв про камеру, и уставился на длинное лезвие, поблескивающее в желтоватом свете, заливающем комнату. Затем перевел взгляд на Олега. На лбу у него появилась испарина, а лицо исказило необычайное возбуждение.

– Ты представляешь, какая это драма!?… Обычный человек, никому не известный, живущий простой жизнью – это никому не будет интересно. Но если узнают, что в конце его убивают, это захотят увидеть все!.. И увидят, и будут обсуждать во всех уголках Земли, и кто-то может даже испугается за свою жизнь и иногда будет оглядываться по сторонам. Моя идея будет жить у них в головах!

– Это что – очередной розыгрыш для красивой развязки? – спросил я, чувствуя, как все тело стянуло, словно жгутом.

– Да, именно… для развязки, – ответил он прерывисто, будто задыхался.

Его глаза, и без того большие на худощавом узком лице с выпирающими скулами, бешено выкатились, а рот изогнулся в остервенелом выражении. Неужели это тот человек, которого я знаю много лет?

Я начал медленно отступать, сердце подпрыгивало к самому горлу, не давая вдохнуть. Метнул взгляд в сторону ножа, который выбросил, но он лежал на кровати в зоне недосягаемости. Я отходил к дальней от балкона стене и дверь у меня была слева, но выбежать я бы не успел, поскольку Олег был слишком близко, с каждым моим шагом он делал свой, не теряя дистанцию. К тому же письменный стол до сих пор ее подпирал.

Справа, сразу за сервантом, стоял стул, на котором я обычно сижу, когда пишу, а на нем настольная лампа. Я увидел ее боковым зрением, она была на расстоянии вытянутой руки. Моя старая лампа с массивной круглой ножкой, длинной гибкой шейкой и металлическим, цилиндрической формы, абажуром. Последнее время, когда передвигал стол к двери, я оставлял ее на стуле.

Не теряя ни секунды я схватил ее за шейку у самого абажура. В этот момент Олег замахнулся и хотел пырнуть меня в живот. С криком я неуклюже подскочил и левой рукой отбил удар вниз, так что нож вонзился не в живот, а в ляжку, чуть пониже паха. В первый миг я не ощутил боли, но заорал и обрушил ножку лампы ему на голову.

Я не назову это ударом, поскольку мне не удалось вложить в него силу, однако ножка была металлическая и тяжелая. Олег зашатался, левую руку прижал к голове, а правой от боли так крепко сжал рукоятку, что, отходя назад, вырвал нож из раны. Я закричал, жгучая боль пронзила всю ногу. На светлых пижамных штанах быстро увеличивалось пятно крови.

Олег согнулся, все еще держась за голову. И я ударил снова и на этот раз вложил силу, потому что меня подстегивали боль и страх. Замах пошел снизу вверх, шейка лампы прокрутилась в руке, но я все же попал ему по лицу. Раздался хруст и Олег опрокинулся навзничь. От удара верхняя металлическая крышка на абажуре отлетела, а шнур вслед за ножкой проделал виток в воздухе и стукнулся о шкаф.

Нож вылетел у него с руки и сейчас он лежал, похоже, в полубессознательном состоянии. Я не смотрел, куда отлетел нож, меня накрыла новая волна боли. Я опять кричал, глаза начали слезиться. Тем не менее я сделал несколько шагов к лежащему Олегу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее