Человек с тающим лицом

В этот момент он начал приходить в себя, потянулся руками к лицу и зашевелил ногами, не нарочно ударив меня по щиколотке. Раненая нога подкосилась и я с воплем упал на Олега, не сильно попав ему лампой по груди, которую с рук не выпустил. Он открыл глаза, наполненные страданием и злобой, белки ярко выделились на залитом кровью лице, и вцепился мне в шею.

Я неуклюже отбил его руки и ударил ножкой лампы по голове. Потом ударил снова и снова. Из-за того, что шейка прокручивалась в руке, ножка порой попадала в пол, а шнур хаотично летал вокруг, раз даже больно ударив меня по уху вилкой. Но я этого не замечал. С криками и слезами на глазах от боли и отчаяния я бил Олега ножкой лампы, пока не размозжил ему череп и его голова не превратилась в окровавленную лепешку с еле угадываемыми формами человеческого лица.

15

Темные формы в моих снах теперь сменились на красные. Красные формы были повсюду, кровавые ошметки летали в разреженном, красном, зараженном воздухе, лица знакомых в крови – все это сливалось в мучительную лихорадочную кашу, набухающую изнутри, и я просыпался. И не мог пошевелиться, с частым гулким сердцебиением в звенящей тишине больницы. В окружении толстых, белых, бездушных стен, тускло мерцающих в лунном сиянии – с трех сторон, и мутным сереющим окном – слепым глазом в мир – с четвертой.

Днем я страдал от боли и процедур, нескончаемой вереницы запахов хлорки, спирта, крови, бинта и других медикаментов, навевающих такую депрессию, что порой мне не удавалось сдержать жалость к себе и тогда, оставшись наедине, я плакал.

Со временем стало полегче, к тому же меня часто навещали родители. И пусть их назойливые расспросы, дотошное внимание к ненужным деталям, и как всегда самоуверенные теории по поводу происходящего меня раздражали, но это такое привычное раздражение, которое многим лучше, чем быть одному в палате с болью и мыслями. Не то, чтобы я много размышлял о случившемся, скорее наоборот – большинство времени я находился в отупелом, словно похмельном, полусне с бездумным переигрыванием эпизодов где-то на заднем плане, будто включенным, тихо бубнящим телевизором в соседней комнате – порой вслушиваешься, инстинктивно пытаясь вычленить слова, но безуспешно. Однако, во время редких всплесков, я глубоко и надолго погружался в размышления, поскольку мало что могло меня отвлечь от этого занятия в таком вырванном из жизни положении.

Я много думал про Олега, про то, как его образ для меня разрушился и перестроился. Раньше в моей голове был сформированный, в целом приятный облик моего старого друга и все воспоминания и детали угодливо подтверждали его. Теперь эти воспоминания и детали подверглись сомнению и внимательному анализу, и в итоге стали тянуться к новому образу, теперь подтверждая его, хотя в действительности в них самих все осталось по-прежнему. Неужели я могу так искаженно видеть события реальности? Неужели ее детали всегда притягиваются к уже сформированному набору символов, который давно лежит внутри нас и дает им значение, лишь пропуская через собственную сетку фильтра?

Иногда я пытаюсь воссоздать в воображении последовательность его мыслей и действий на протяжении всех этих лет и порой возникают нюансы, которые выбиваются в сторону. Наверно потому, что я не знаю полностью историю его жизни, по отрывкам поверхностной информации догадываюсь о его мыслях и начинаниях, впрочем, как и раньше. Впрочем, как всегда и со всеми.

Например, я не могу понять, зачем было отправлять мне столько дисков и флэшек, когда те несколько записей с дисков вполне можно было переписать на флэшку (Речь не идет о кассетах, с ними посложнее и возможно Олег просто не хотел морочиться). А тем более зачем было отправлять мне три флэшки, когда все записи, содержащиеся на них, легко бы уместились на одной. Возможно, Олег не хотел, чтобы я просмотрел все записи сразу, одним махом. Хотел растянуть этот процесс, таким образом усилив его влияние, или же просто желал придать иллюзорного объема своему идиотскому труду, на который потратил столько времени и сил. Есть и другие загвоздки, но, как я уже сказал, на самом деле я не знал своего старого друга.

Сегодня ко мне зашел Костя, он тоже периодически меня навещает, и как всегда не с пустыми руками, а с очередной порцией фруктов. Посмотрев на апельсины, я вспомнил, как в прошлый раз мучительно долго их чистил, как дольки плохо отлипают от кожуры, и сказал:

– Дружище, тебе конечно большое спасибо за все, но я хотел спросить: а почему ты постоянно приносишь мне фрукты, ведь у меня не ангина, не бронхит или еще что-то типа такого?

Костя обескураженно взглянул на крупные плоды.

– А что, фрукты приносят только при таких болезнях?

– Ну не знаю, может еще при отравлениях… хотя нет… В общем я без понятия – где они помогают, но рану они мне точно не заживляют, – улыбнулся я.

– Еще и как заживляют, – серьезно ответил Костя. – Они оздоровляют весь организм, а здоровый организм быстрее справляется с любой проблемой. А ты что не любишь фрукты?