– Да вот как раз все решилось, – вздохнул я. – По их мнению, я слишком агрессивно защищался, так что дали «условное». Это еще повезло, что батя мне подсуетил знакомого юриста, а то вообще посадили бы.
Друг осуждающе покачал головой.
– На работе тебя все еще ждут?
– Ждут. Но они ж пока не знают, что у меня «условка», – ответил я.
– Знаешь, ты кстати мог позвонить в милицию еще когда все началось. Есть же такая статья, которая запрещает снимать людей скрытой камерой. Просто не надо было бы им рассказывать про человека в красном плаще, а дать только голые доказательства в виде записей.
Несколько секунд я молчал, потупив взгляд.
– Да, наверно мог, – медленно кивнул я и посмотрел на Костю. – А почему же ты мне тогда этого не посоветовал?
Вопрос застал его врасплох и глаза его забегали. Не мог же он сказать: «Потому что боялся, что ты сходишь с ума».
– Надо было… надо было посоветовать, – наконец ответил он. – Тоже об этом не подумал тогда.
На некоторое время воцарилось молчание, явно неловкое для моего друга, а затем я сказал:
– Хотя знаешь, я бы им дал записи, а они бы спросили: как они ко мне попали. Я бы сказал, что нашел их у себя дома, среди своих вещей и хоть утверждал бы, что мне их подсунули – все это навело бы их на неверные подозрения… Если и стоило идти к ментам, то после того, как Олег появился в магазине. За день до того, как спрятался у меня дома. Камеры магазина засняли его в костюме, отдельно от меня, бегущего к выходу, и это уже хоть какое-то доказательство. Но тогда я, к сожалению, об этом не подумал, а потом было уже поздно.
– Ясно, – отозвался Костя.
Когда опять настала тишина, он поднялся с табурета и медленно прошелся к окну, по пути внимательно изучая красный линолеум под ногами. Подойдя к мутному по краям стеклу, с мусором и паутиной между рамами, он выглянул на улицу и, от нечего делать, изобразил интерес к скучной бытовой жизни, текущей за ним. Водил глазами, периодически задерживая взгляд на каких-то деталях. Я же наблюдал за ним и думал: как часто мы имитируем интерес от нечего делать, как часто навязываем его себе.
Костя провел пальцами по стеклу, затем повернулся ко мне и улыбнулся.
– Скоро вернешься к обычной жизни и все будет супер!
Я посмотрел на него туманно и тоже слегка улыбнулся.
– Там хаос?
– Что? – удивился он, а после пожал плечами. – Да нет, все как обычно.
Я хмыкнул и кивнул.
– Скучный хаос, не выходящий за свои невидимые рамки.
Костя посмотрел на меня с легким недоумением, потом горько ухмыльнулся и не спеша вернулся к моей кровати, держа руки в карманах.
– Да, может и так, – сказал он.
– Ты знаешь, у меня сейчас постоянно идет внутренний спор, – заговорил я. – С одной стороны, тлеет вера, что
Как он появился? Кто его придумал?.. Без понятия. Но как он пришел в наш мир – это скорее всего из-за меня. Возможно, такая судьба преследует многих писателей, художников и других людей искусства, потому что время от времени они пытаются искать ответы на вопросы, лежащие за пределами нашего понимания… Они становятся тонкой мембраной и как бы проводником в мир инородных сил, через который к нам может что-то прийти, обрести форму и поселиться здесь. И я давал силу человеку с тающим лицом… Может, это просто образ, может на самом деле он – бесформенная сущность, но… Так вот – и чем я больше о нем думал, писал о нем рассказ, тем он становился сильнее и мог больше влиять на Олега…
Это с одной стороны, хотя эта версия уже почти проиграла в моем споре. А с другой – нет никакого человека с тающим лицом, есть только сумасшедший тип, который хотел зарезать своего старого друга ради каких-то идиотских целей… и нечем его оправдать или прикрыть…
А еще есть наши страхи и постоянная тяга к романизированному восприятию.
Костя меня слушал, но глаза его были неспокойны. Взгляд периодически убегал внутрь себя, он о чем-то размышлял, надеюсь, об этих словах, а не о чем-то своем.
Я замолчал. Складывалось ощущение, что я закончил, но это не так. Я хотел поделиться еще многими мыслями, просто их было не так легко обличить в слова, в отличии от рассказа о прямолинейном противоборстве фантастической и рациональной трактовок произошедшего. Ведь за этим кроется еще много всего, что я успел обдумать в больнице.
Я хотел сказать о своем произведении, что теперь точно не буду его писать. И не потому, что он будет вызывать у меня страх, вороша воспоминания о реальном происшествии. В таком случае – напротив следовало бы его написать, встретиться лицом к лицу со своими монстрами, привыкнуть к ним и одомашнить, раз уж у меня есть такая возможность с помощью творчества. Вопрос лишь в том, что вышло все наоборот – домашние монстры вырвались на свободу, стали частью внешнего мира и набросились на меня.