Человек в круге

«О чем я пишу тебе? — говорилось в конце письма. — Недавно, проездом, был в Москве. И хочу сказать несколько слов, утешительных слов, в наш общий адрес. Помнишь генерала С.? Я, по-моему, тебе как-то о нем обмолвился. Это тот самый С., который много виноват в деле известного нам обоим Шугова. Я понял по тем публикациям твоим, что в Москве ты бываешь часто. Вот и зашел бы к доступному нам теперь С. Он живет после демобилизации уединенно, стал прост, как все. Это он, если уж говорить о первопричине, сделал первый пробный выстрел в Шугова и в твою несравненную Даму — Елену Мещерскую. В общем, у С. кое-что узнаешь»…

Шмаринов расписал, как найти С.

Я через день вылетел в Москву. Нашел я С. легко. Что значит — толково объяснить. Разведчик Шмаринов это мог.

Появился на даче примерно в шестом часу. На дворе стояло «бабье лето». Такой теплый и сухой погоды в конце сентября я даже в своей украинской столице давно не видел. Теплый воздух несло откуда-то из-за леса. Дача была даже лучше, чем у Мещерских. Два волкодава охраняли ее. И когда С. вышел на крыльцо, они кинулись к калитке, точно понукаемые хозяином, с громким лаем.

С. их остановил. Он подошел к калитке, проверил мое удостоверение, как на проходной, наверное, его бывшего заведения.

— Я с вами разговаривал, — каким-то извиняющимся голосом проговорил я и не знал, как вести себя в дальнейшем.

— Да, да, — пробурчал С.

Он был, нельзя сказать, красив. Это был высокий, худощавый и крепко сбитый мужчина за шестьдесят лет, у него оставалась гордой осанка, голова седая — этакая шапка седых, ухоженных волос. Одет С. в бухарский халат красного цвета, на ногах легкие мягкие туфли с дырочками вверху.

— Идите со мной, — словно приказал этот все-таки броский мужчина, генерал в отставке С.

Я поплелся следом. Шаг у него был широкий, мощный, стремительный. Так ходят не разочаровавшиеся в обстоятельствах люди.

Мы вошли в приемную дачи.

— Повесьте свою сумку тут. — С. показал на оленьи рога, прибитые на желтых, отполированных досках.

Вообще, тут было все желто, отполировано, к месту: встроенный в стену шкаф для одежды, стулья и стол под общий тон, два кресла, светильники, дорогие картины — темные, старинные. Слева от оленьих рогов, куда я повесил свою сумку под внимательным руководящим взглядом С., увешанная звериными шкурами стена была похожа на стену старого процветающего замка где-нибудь в Англии.

Я не знал, куда идти.

— Здесь садитесь, — опять почти приказал С.

И показал на кресло — чуть ниже своего. Он сел первым в свое кресло. На столике, перед нами, появилась всякая снедь: буженина, нарезанная аккуратными ломтиками, лососевая икра в красивых чашечках, молоко, кофе. Снедь принесла женщина лет пятидесяти, невидная лицом, но еще стройная. С. ей кивнул головой, что означало, как я понял, спасибо и она может удалиться.

— Как вы там живете? Как Никита Сергеевич Хрущев?

Я пожал плечами. Хрущев только что приезжал к нам в город проводить какое-то широкое совещание по сельскому хозяйству.

— Вы-то его лицезрели?

Я кивнул головой.

— Берите, берите! Вы же с дороги… Вы сразу по приезде мне позвонили?

— Да. — Я стал намазывать икру на ломтики сдобного красивого батона. Что-то все было похожим. Я подумал о даче Мещерских. Сейчас там Лена. Где же она еще может быть? Когда я после письма позвонил Шмаринову из своей редакции, он мне об этом сказал. Лена Мещерская теперь хозяйкой живет на даче родителей. Они все на нее молятся. У нее действительно хрупкое здоровье. И это здоровье не от нее зависит.

Шмаринов, руководя своей фабрикой в небольшом городе, на краю Киргизии, знал все и теперь. Ему надо все это знать. Я решил, что со службы его выперли не без помощи Железновского. Еще тогда грозился новоиспеченный полковник, что если Шмаринов не «приведет меня в порядок», сам будет виноват. Доколе буду я строчить во все концы фитюли по поводу железнодорожников и пограничников?

— Как же все-таки Никита Сергеевич? Стукал лаптем у вас по столу на трудовое крестьянство, ставшее после раскрепощения работать менее усердно?

Для чего я рассказал С. о следующем: мне, как собственному корреспонденту газеты, уважаемой в верхах, было поручено написать «Вечернее интервью» с одним из руководителей, сопровождающих Хрущева в поездке по нашей республике. Я отправился вечером в ЦК и встретил там Никиту Сергеевича… в болотных сапогах. Окружению подхалимов Никита Сергеевич в коридоре рассказывал о том, как первый секретарь ЦК нашей республики из винтовки завалил пришедшего на ужин кабана.

— Полез на гору, схватился за телефон и кричит: «Рятуйте!»

Тут захихикали, не зная наперед, чем все кончится, — ведь речь шла о первом лице. Те же, кто хихикал, донесут, почему улыбались от рассказа Хрущева другие. «И полез, и орет: „Рятуйте!“» — Хрущев прошагал в болотных сапогах в кабинет первого, и оттуда послышался вскоре взрыв хохота.

— В болотных сапогах? — переспросил серьезно С. — Что, просто не успел снять после охоты? Или — бравировал?

Я по привычке своей пожал плечами: дескать, на это не могу ответить.