Как-то вечером, гоняя радиолу по разным частотам в поисках новомодного джаза, который часто звучал на зарубежных станциях, он наткнулся на «Голос Америки» и обеспокоился еще больше. Русскоязычный диктор вещал о Кыштыме, что, мол, вблизи него большевиками возводится секретный атомный объект. Начальник строительства – генерал-лейтенант Царевский, его заместитель – генерал-лейтенант Раппопорт и так далее вплоть до прорабов. Затем голос забили помехи, и он исчез как не было.
– Твою мать, – в сердцах выругался «Вавилов», после выключил приемник и задумался. Дело пахло керосином.
Секретный атомный объект предопределял режимность, что было чревато проверками всех, кто там работал. Рано или поздно его разоблачат, а посему следовало «делать ноги».
– А может, и нет, – подумал Дим. – Погляжу пока, а там будет видно.
Ошибся.
В один из вьюжных февральских вечеров, когда, задержавшись на работе, он оформлял наряды, в кабинет постучали, а потом зашли трое.
Первый, в мерлушковой шапке и кожаном реглане, шагнув к столу, ткнул Диму в нос малиновое удостоверение:
– Майор госбезопасности Шнайдер. Вы арестованы!
А остальные, скользнув с двух сторон и уцепив за локти, профессионально обыскали.
– Да вы что, товарищи?! – изобразил негодование Дим. – Я замдиректора Вавилов. Это какая-то ошибка!
– Знаем, какой ты Вавилов, – процедил Шнайдер. – Выводите.
За дверью ждали еще двое с хмурыми лицами, а во дворе черный «ЗИМ», тихо работавший мотором.
Чуть позже в одном из кабинетов городского отдела МГБ арестованный в наручниках стоял перед сидевшим напротив подполковником (он представился следователем Серебряковым), а тот пристально его разглядывал. У зашторенного окна сбоку на диване пристроился второй в чине капитана.
– Так говоришь Вавилов? – пыхнув «Герцеговиной флор», забарабанил пальцами по столу подполковник.
– Ну да, – кивнул головой Дим. – Уроженец деревни Гусево, Тверской области.
– А что скажешь на это? – извлек из лежащей перед ним папки Серебряков фотографию и продемонстрировал ее Диму. Она была из семейного альбома Вонлярских. А потом следователь перечислил всю его родню до пятого колена. Монолог свой закончил укоризной:
– Ты, Вонлярский, не просто один ушел. Ты с собой троих увел. Они на Печоре уже давно свой срок досиживают. А мы тебя по всему Союзу, считай, пять лет искали. Даже в Польше и Венгрии шарили. А еще думали – может, в американскую зону ушел. Знаешь, сколько денег на твой розыск государство потратило?
Тут подполковнику и капитан подтявкнул:
– Ты ведь не от немцев, не от американцев. Ты от советских людей ушел. Да как ловко…
– А ты капитан, в его личное дело загляни, – бросил коллеге подполковник. – Он же всю войну сначала в парашютистах, а потом в разведке морской пехоты. Диверсионную подготовку имеет.
«Горбатого лепить» с такими знатоками было, конечно, глупо. И «Вавилов» не без облегчения скинул с себя личину, снова превратившись в Дмитрия Дмитриевича Вонлярского.
– Ну что мне? – саркастически усмехнулся он. – Я ж Уголовный кодекс знаю. Мне за побег светит от двух до трех лет. К тому, что было.
А следователи в ответ аж залоснились.
– Э, нет, гражданин «Вавилов». Отстали вы от нашей социалистической действительности. «Червончик» вам полагается. И статья ваша – 58, пункт 14 «контрреволюционный саботаж».
У Дима от обиды даже скулы свело. «Контрреволюционный саботаж»! Ему, который на фронте…
– Так ты же в советской тюрьме сидеть отказываешься! – снизошел до объяснения Серебряков. – Уже давно постановление вышло: побег – акция антисоветская и карается десятью годами лишения.
Судили «контрреволюционера» в областном центре. А за неделю до процесса разрешили свидание с женой в следственном изоляторе. Вся в слезах, та сообщила, что от нее требуют осудить мужа и отречься от него как от врага народа.
– Прости меня, Оля, – глядя ей в глаза, сказал Дим, – что не рассказал тебе всего. А что я не враг, ты знаешь. Но сделай, как они сказали.
– А как потом жить? Ведь это подло!
– Ты молодая, начнешь все сначала, – отвел глаза Дим и опустил голову.
– Свидание закончено, – бесцветным голосом сказал охранник.
После чего они расстались навсегда. Так случалось со многими.
Судили «контрреволюционера» в областном центре в закрытом заседании суда и при усиленной охране. А чтобы создать видимость законности, дали бесплатного адвоката.
– Он мне не нужен, – отказался Дим. – Защищал Родину, а теперь буду себя. Сдаваться не собираюсь.
На процессе бил в одну точку:
– Не контрреволюционер, я. Не могу быть «контрой». У меня два десятка разведпоисков и шесть орденов. Первый – лично от Ворошилова!
Отзывчивая, как мороженная репа, «рабоче-крестьянская юстиция» дело вела обстоятельно и внимала подсудимому терпеливо. Но срок впаяла со всей революционной строгостью, то есть на полную катушку.