Челтенхэм

На царские хоромы жилище походило не слишком, особенно если учесть, что большую часть времени Мэриэтт проводила здесь, а не в парадных палатах Уайтхолла. Большая прихожая сплошь в книжных полках, гостиная с видом на парк, туманно-стеклянные, с узором стеблей-прожилок, двери в спальню, коридор с ванной, ведущий в длинную кухню, где тоже смутно угадывались ряды полок. Гостиная, шторы, диван, торшер над низким журнальным столиком.

– Мистика, – изумился Дин, – у меня дома ковер с таким же рисунком. Такие же четверные птички. Что это может значить?

– Как же мы вымазались! – ахнула Мэриэтт. – Где ты так прислонился? Я такая же? – Она бросилась к зеркалу. – Срочно мыться! Да, и прости за беспорядок.

Но в царстве шампуней, кремов, сверкающего кафеля и хрома Диноэл поймал ее за плечи, посадил рядом с собой на край ванны и обнял.

– Послушай, чумовая девчонка, может быть, еще не поздно все вернуть.

– Ты это из-за Олбэни? – отчетливо холодея, спросила она.

– Нет. Я, разумеется, свинья, совесть и все такое, но речь не об этом, Олбэни взрослый человек, и ничего особо страшного мы с ним не сделали – уж извини, сужу по своим походным меркам. Нет, дело в тебе. Я втягиваю тебя в мутную историю с непредсказуемым концом. Не в моих правилах подставлять чужую голову. Чертов Ричард, он в своем сценарии расписал, что мне на все наплевать, лишь бы добиться цели. А мне не наплевать. Потому что ты слишком много для меня значишь – уж не знаю, как это вышло.

Мэриэтт облегченно вздохнула и, рискуя потерять равновесие, повернулась к нему.

– Может быть, ты прав, может, и вправду есть какой-то сценарий, но, если по этому сценарию мы с тобой вместе, я не стану с ним спорить. И не в моих правилах – у меня тоже есть правила – бегать от своей судьбы. Решай сам: если я тебе нужна, я твоя, и будь что будет.

Ей вдруг вспомнились размашистые белые буквы на Грэйвсендской стенке.

– Знаешь, мне давным-давно объяснили одну истину: если твердо знаешь, куда ехать, зачем возвращаться?

– Мы сейчас свалимся в эту ванну.

– Не свалимся.

Дальше разговор перешел в стадию неразборчивых звуков, которые можно перевести так: «Что ж, пляшем дальше под ту же дудку». – «Я очень даже не против плясать под эту дудку»; вклинивались разной длины паузы и не слишком вразумительные реплики:

– Помоги мне снять это платье, мучение эти наряды… Дай мне две минуты привести себя в порядок… Мы затопим соседей, у меня есть соседи… Теперь слушай меня. Знаешь, почему женщины обнимают мужчину за шею? Они этим говорят: я не защищаюсь, можешь брать меня за все места, за какие хочешь… и вообще… Осторожно, дверь…

– Как тебе удается быть такой тоненькой при всей твоей роскоши?

– Н-н-н-не-ет, за последний год я разъелась, как корова… Но тебе нравится?

– Безумно.

– Это самое главное… Если захочешь, я похудею… Нет, лежи на месте…

Этого момента, надо сказать, Диноэл боялся – ему было известно, как близкие контакты третьего рода, бывает, напрочь разрушают все волшебство любовной магии, несмотря на то что его запросы в этой области были довольно непритязательны. Но нет (ах, эти узкие лодыжки, тяжелые груди, обольстительная талия, толстенная, разъехавшаяся коса – многосложное чудо, созданное чьими-то немалыми усилиями – и, главное, эти завораживающие колдовские глаза!), все пошло совершенно так, как надо, словно само собой, переход в физическую фазу не потребовал никакого декодирования, и не нужно было пускать в ход разные технические приемы (он ненавидел смешение секса и спорта) – короче, боги самым недвусмысленным образом благословляли их союз. Накатившее счастье расслабило их настолько, что после бессонной ночи, пережитой обоими, парочка погрузилась в бессовестный и беспробудный сон.

Диноэл проснулся первым и некоторое время смотрел на изгибы ее тела среди хаоса простыней. Мэриэтт немедленно подняла голову и осторожно помотала руинами загубленной косы.

– Удивительные зрелища можно видеть, если проснешься пораньше, – сонно пробормотала она. – Это правда ты?

– В некотором роде. И что в самом деле удивительно – сегодня никто не пришел.

– Не пришел кто? Ты ждал гостей?

– Не пришли мои призраки, мои ночные посетители. Знаешь, как давно такого не было?

– Это у тебя с тех пор, ну, с тех опытов по вживлению в искусственный организм?

– Да. После такого даже как-то неловко оставаться в своем уме. Ну и война тоже добавила. Она, знаешь ли, никого не отпускает.

– И кто к тебе приходит?

– Они все умерли. И каждый меня в чем-то обвиняет – то ли сон, то ли бред…

– Господи… И твои красавицы не могут тебе помочь? Я расту в собственных глазах… Ты тоже меня удивил. Ты стонешь во сне точно так же, как мой отец.

В сумрачном мартовском рассвете, углубившем тени глазниц, она казалась много старше своих лет. Синие глаза стали темными, и в лице проступило даже что-то грозно-решительное, так что Диноэл полностью оценил силу волшебных превращений облика Мэриэтт, так восхищавших Замшевого Салли.

– Как тебе удалось загореть? – спросил Дин. – Я-то думал, что в гуще Средневековья ты натуральная Белоснежка. Солярий?

Мэриэтт передернула плечами: