Челтенхэм

– Хоть бы и пылесосы, голова у тебя чугунная, но руки золотые. И ради Христа, ни во что не впутывайся – смерть наемника никто расследовать не станет. Не задерживайтесь здесь. Скифа отсюда тоже очень скоро попросят, и он не предупредит заранее, под какой салют собирается хлопнуть дверью. И главное, девчонки, – спасибо вам. Нам не повезло, но все равно вы молодцы.

– А вы, шеф, вы куда? – спросила Эшли.

– Я ухожу в отставку. С меня хватит. Я теперь кабинетный ученый-историк… Мэриэтт, все равно не спишь, иди сюда. Тебе много вещей забирать из Хэмингтона? Из дома, из лаборатории?

– Нет. Все, что нужно, я уже взяла. Не хочу возвращаться в Хэмингтон. В конце концов, напишу Агнессе, она вышлет что-то. Ведь здесь кто-то останется?

– Возможно… Хорошо. Эш, заказывай шаттл. Что-нибудь до любого внутреннего радиуса.

– Уже. Сегодня, в девять, «Баальбек» с шестьдесят второго – устроит?

– Вполне.

Промелькнули сборы с поисками куртки для Мэриэтт и торопливыми подписями набежавших бумаг, тоскливые минуты пустого ожидания, потом крытый подъезд, многотерпеливый Чалый, запряженный в коляску с поднятым верхом, прощание с Эшли («Сколько раз мы вот так встречались и расставались? Ладно, бог даст, еще свидимся»), Алекс на козлах, щелканье кнута, цокот подков по мокрой брусчатке, грозно поднявшийся к гранитным рубежам набережной Твидл, Тауэр Бридж, Райвенгейт, надвинувшиеся и растаявшие во мгле исполины Хэмингтона, лесная дорога, забор и ворота Тринадцатого района. Алекс вгорячах загнала коляску едва ли не на саму посадочную площадку; не удержавшись, приглушенно завыла, обняв Диноэла, потом всхлипнула, вновь вскочила на свое сиденье и вихрем умчалась прочь.

– Ну, знаешь, – сказала Мэриэтт.

И вот уже гром, рев, слепящие огни, вновь теснота, хаос труб и кабелей, транспортные сетки, облезлые кресла, запах пластика и кислая вонь гидравлических смесей – преддверие роскоши и комфорта огромного лайнера – прощай, Тратера!

«Не зарекайся», – голосом «клинта» равнодушно ответила Тратера.

Гул, рев… Старт!

* * *

Ночь, точнее сказать – поздний вечер, и снова дождь.

– Боже, мы привезли с собой лондонскую погоду…

Старенький институтский «Мерседес» с высокими фарами в форме восклицательных знаков, прохрустев по камням, развернулся и растворился в темноте. Башня бывшей водокачки чернела во мраке, напоминая маяк, у которого фонарь неожиданно съехал к основанию. Вокруг шумел и вздыхал лес, и в сходящихся конусах света от ламп над крыльцом буйствовал ткацкий станок дождя.

– Какие у тебя тут ворота, – сказала Мэриэтт. – И вообще настоящая крепость.

– Это гараж, – ответил Дин.

Замки защелкали, открылась одна дверь, за ней вторая, и они оказались в цокольном этаже. Навстречу им радостно оскалилась широченная морда «Хаммера», гофрированный кусок стены, застрекотав, убежал в потолок, открылась лестница, Диноэл взял с пола спортивную сумку, в которой лежала прихваченная второпях куртка Алексис и купленная по дороге снедь, как-никак, они приехали к пустому холодильнику, и сказал:

– Пойдем сразу наверх.

Итак, он вновь переступил порог дома, который совсем недавно запретил ему возвращаться. Но к приметам Дин относился более чем скептически. Мэриэтт вошла, сняла плащ – его они купили в супермаркете прямо на «Баальбеке», – сбросила туфли и забралась на диван, обхватив колени. Диван стоял меж смотрящих друг на друга достающих до потолка окон, четыре с одной стороны, четыре с другой. Они уходили в пол, до второго этажа и, если прижаться щекой к стеклу, внизу можно был увидеть подоконник и краешек паркета в гостиной. Компьютер-домовой зажег утопленные в полу и стенах светильники.

– Снова перпендикулярная готика, – сказала Мэриэтт, кивая на окна.

– Нет, это просто модерн с готическим уклоном.

– Иди сюда, посиди со мной. Ты меня еще не разлюбил?

– Еще нет.

– Как здесь тихо. Я отвыкла от тишины.

– Мы в национальном парке. Днем посмотришь, вон там Холм Железной Ратуши, местная достопримечательность. Ты есть хочешь?

– Нет, сейчас только ванну и спать.

Мэриэтт оглянулась. В окнах позади нее, несмотря на непогоду, был виден поднимающийся над лесом подсвеченный колосс СиАй, отсюда можно было различить даже обе половинки.

– Твой замок людоеда видно здесь отовсюду. Когда все утрясется, давай переедем. Мне очень неуютно, когда эта зверюга заглядывает в каждое окно… Давит.

– Это был мой дом.

– Прости, но я никогда не привыкну. Какие высокие потолки… А где люстра?

– Я не люблю верхнего света. На мой вкус, слишком официально – знаешь, как фрак и бабочка. По-моему, если у кого-то за полночь включен весь свет, то у него либо гости, либо обыск.

– И ковра нет.

– Теплый пол. И уборку делать проще.

– Ну нет… И потом, это же вредно. Ладно, я в ванную. А ты посидишь рядом.

– Да, пойдем, покажу, там у меня смеситель с чудинкой, горячую прибавляет нормально, а обратно, на полпути, резко включает холодную, надо просто вывернуть назад… Все не было времени отладить.

– Сейчас посмотрим… Надеюсь, после твоих жен осталась парочка гелей или бальзамов?