Через двадцать лет (СИ)

«Вы что-нибудь слышали о семье Йорков?» «Вам знакома семья Йорков?» «Встречали ли вы когда-нибудь людей по фамилии Йорк?» Вопросы, похожие друг на друга, множились, пока Бронвин, вооружившись телефоном, обзванивала прижизненных друзей и знакомых Сэма Гордона. Не так, чтобы их было совсем много – для публичного человека он обладал или повышенной разборчивостью, или специфической уединённостью – но набрать пришлось номеров двадцать. По одним не ответили, по другим заявили, что знали Сэма скорее шапочно и в откровения не пускались. Кое-кто, впрочем, оказался действительно полезен.

- Йорки? Господи, столько времени прошло, - семидесятидвухлетняя Дафна Сондерс вспомнила, как ушедший в мир иной друг несколько раз называл эту фамилию, рассказывая о дальних родственниках. Она так и сказала, «дальних», будто одним словом можно было поставить диагноз. И вроде видела их лично.

- Йорки? Моя мать общалась с ними, - Закери Стоун, поднявший трубку после первого же гудка, задумался, - что-то такое я слышал о болезненной женщине и её детях. Да, вроде детей было двое. А может, трое…

- Те самые Йорки? Ох, бедная Мэри и её дети, - Стивен Ли тяжело вздохнул, - о них что-нибудь известно? Где они?

- Я как раз у вас хотела узнать, - заметила Бронвин. Собеседник выдержал паузу, прежде чем сказать:

- Она всегда была изнеженной и слабой, милая Мэри. И впечатлительной.

Изнеженная, импульсивная, истеричная… Номера набирались и сбрасывались, голоса, мужские и женские, с разной степенью удивления пытались собрать по крупицам сведения о семье, которую когда-то знали и встречали. Крупицы эти вполне складно формировали то, что Бронвин Тейлор уже поняла по архивным записям.

Мэри Йорк несколько лет находилась в психиатрической лечебнице Ллойд-Розвуд на восточной окраине Эйвери-маунтин. Причём это место не было первым и единственным в списке тех, где женщина пребывала раньше. Что-то связанное с нервным расстройством и навязчивыми состояниями - Уильям Донигер при встрече подтвердил, что постепенно распадающаяся психика Мэри вполне могла подтолкнуть Сэма не включать женщину в «театральное» завещание.

- Возможно, как брат он просёк ситуацию раньше нас с вами, - предположил юрист, - и раньше любых врачей.

- Почему тогда не завещал театр племянникам? – удивилась Бронвин. - Неужели Александр Гаррет оказался ближе каких бы то ни было родственников?

- Этот вопрос не в моей компетенции, - покачал головой Уильям, - догадываюсь, что дело могли осложнять ещё и личные отношения – с Рупертом, с Мэри… С кем угодно. Говоря о Сэме, не приходится упоминать мягкость характера, но если кто и может вам помочь, так это сам Александр.

Бронвин поблагодарила за время и информацию, однако поняла, что путь никуда не ведёт. Алекс Гаррет, вспоминая события десяти- и двенадцатилетней давности, признался, что завещание и первые разговоры о нём были неожиданностью. Да, к нему обращалась тьма претендентов на наследство, каждый – с трогательной фамильной историей. Да, он дружил с Сэмом и дружил давно и долго – в театр попал рано, сразу оказавшись в нужной компании и под нужным руководством. Гордону были свойственны крайности, вроде внезапного перехода от категоричной жёсткости к великодушию и обратно, его многие побаивались, но деспотом не считали. Тем не менее, без самодурства не обошлось – первое время после смерти бизнесмена для нового владельца театра выдалось нелёгким. Очевидно, завещание воспринимали как странное неразрешимое чудачество, нелепое и по ошибке узаконенное.

- Я часто задавал себе вопрос: а мог ли кто-нибудь другой оказаться на моём месте, - признался на следующей встрече Александр, - но ответа до сих пор нет.

Вот и у Бронвин его не было. Пока не было, ведь долго ходить по замкнутому кругу она ненавидела больше всего. В предыдущих клиниках, где обследовалась Мэри Йорк, врачи говорили о набирающем обороты помешательстве – детектив не поленилась пойти в хронологическом порядке и пообщаться с теми, кто лечил женщину. Да, выздоровления быть не могло, да, её навещали, оплачивая пребывание, но кто именно навещал – невозможно вспомнить. Попасть сразу в Ллойд-Розвуд и увидеть пациентку было труднее – её состояние здоровья каждый раз было непригодным то для вопросов, то просто для встречи. В дело, однако, вмешался ещё один телефонный звонок, переключая Бронвин на друзей семьи – Долорес Найт, плавно подходившая к семидесятилетию, давно перебралась из Эйвери-маунтин в Атлантик-Сити, ближе к океану. И, судя по тому, что просила приехать, ей было, что сообщить. Бронвин, взволнованная долгожданной удачей, тут же согласилась и схватила карту. Путь и грядущее воскресенье предстояли долгими…

* * *

- Такое чувство, что театральный бзик у Йорков начался с матери – похоже, она вбила себе в голову возможное наследство, а получив отказ, передала внушённую идею и детям.