Через века и страны. Б.И. Николаевский. Судьба меньшевика, историка, советолога, главного свидетеля эпохальных изменений в жизни России первой полови

Взявшись анализировать его путь и уже написав о нем две статьи, Николаевский обнаружил, что Суслов ему скучен. «Выросший в партийных идеологических застенках, признанный партийный теоретик», Суслов возвысился, по мнению Николаевского, не потому, что имел «какие-то свои теории», а потому, что специализировался «на подстригании чужих теорий под секретарскую гребенку… В основе всех его рассуждений – элементарная подтасовка понятий… Суслов был и остался «поскребышем», пережившим поскребышевский период»[895]. Николаевский имел в виду сталинского секретаря А.Н. Поскребышева. Карьерное возвышение Суслова – «партийного чекиста», сотрудника Центральной контрольной комиссии ВКП(б), а затем партруководителя на периферии – происходило на фоне повальных арестов и расстрелов обкомовских руководителей. Суслов являлся организатором массовых расстрелов, высылок и принудительной коллективизации в Литве после ее присоединения к СССР в 1940 г. А вот дальше ничего интересного и исторически значимого в облике Суслова Николаевский не обнаружил. Так что и к Суслову, как ранее к Маленкову, автор быстро охладел.

От Суслова Николаевский перекинулся на маршала И.С. Конева[896]. Статья о нем появилась в 1961 г. не случайно. В августе 1961 г. Конев был назначен командующим советскими вооруженными силами, размещенными в Восточной Германии. Этот маршал рассматривался не просто как военный, а как военный политик.

Николаевский попытался воспроизвести жизненный путь Конева главным образом по собранным им неопубликованным рассказам людей, лично встречавшихся или служивших под его началом. Выяснялось, что у Конева была довольно извилистая биография. 17-летним пареньком, по окончании сельской школы, он отправился на заработки в Архангельск, где примкнул к эсерам, а в 1917 г. стал левым эсером. После разгрома левых эсеров в июле 1918 г. Конев перешел на сторону большевиков. Годы Гражданской войны он, теперь уже большевик, провел на фронтах в качестве комиссара и чекиста. Хотя сам был из крестьян, то есть был сыном крестьянина, «выделялся старательным участием в подавлении крестьянских восстаний»[897]

.

После Гражданской войны Конев то ли являлся слушателем Военно-политической академии им. Толмачева (позже она стала Академией им. Ленина), то ли пытался в нее попасть. Однако кадры этой академии находились под некоторым влиянием Троцкого. Конев же оказался в числе противников троцкизма и прочих критиков режима. В связи с этим его взаимоотношения с военно-политическими коллегами не складывались, и он решил уйти в строевые командиры, последовав призыву военного наркома М.В. Фрунзе к «красным академикам» отправиться в строевые войска.

Окончив курс командного состава Академии им. Фрунзе и дослужившись после этого всего лишь до командира полка, Конев в 1934 г. вновь появился в той же самой академии в качестве слушателя и на этот раз окончил Особый факультет, готовивший руководителей разведывательно-охранной службы. Тот факт, что бывший эсер смог не только пережить террор в армии в 1936–1938 гг., но и сделать карьеру, став в 1939 г. командармом 2-го ранга, говорит о многом. «Будущий биограф Конева по документам выяснит, какие именно нити протягивались между ним и организаторами «ежовщины»[898], – писал Николаевский. Впрочем, до настоящего времени ни одной объективной биографии маршала Конева не опубликовано[899]

.

Мало касаясь службы Конева в годы Второй мировой войны, Николаевский обратил внимание на жгучую ненависть своего персонажа к маршалу Жукову. Опытный интриган Сталин с успехом использовал этот порок Конева против Жукова, когда Жуков впал в опалу. В последний период жизни Сталина, когда после начавшегося конфликта с Тито Сталин стал рассматривать возможность нападения на Югославию, Конев был назначен командующим войсками Закарпатского военного округа, то есть теми армиями, которые могли бы нанести удар по режиму Тито, объявленного в СССР сначала ревизионистом, затем троцкистом и в конечном итоге фашистом.

После смерти Сталина Конев стал одним из ближайших сотрудников Хрущева. Именно он контролировал действия Жукова, а затем подготовил его падение[900]. В то же время Конев второй половины 50-х и начала 60-х годов – это представитель консервативной когорты партии, препятствовавшей реабилитации репрессированных военных. Именно благодаря этим репрессиям молодые командиры типа Конева смогли за короткий срок дойти до маршальских высот. Признавать, что занимал все эти годы места невинно убиенных, сталинский генералитет не собирался.

Прямым предостережением звучали заключительные слова статьи Николаевского, что появление Конева во главе советских войск, осаждавших Западный Берлин и оккупирующих Восточную Германию, – «важный барометр политических отношений между советской армией и верхушкой диктатуры»[901], так как именно Конев решительно возражал и против приостановки ядерных испытаний, и против сокращения численности советской армии, то есть вторгался в сферу политических решений советского правительства.