Чернее некуда

Аллейн развернул ее спиной к нише и лицом к мужу. Он чувствовал, как ее покачивает.

– Хьюги! – произнесла она. – Ты ведь не сделал этого? Скажи, что не сделал!

Хьюги!

Она пыталась высвободиться из рук Аллейна и подойти к мужу поближе.

– Я не могла больше вынести, Хьюги, – закричала она. – Одна, после того, что ты сказал. Куда ты пойдешь и что сделаешь. Я не могла не прийти. Мне нужно было узнать.

И точно так же, как незадолго до того Чабб обрушился на жену, Полковник обрушился на свою.

– Придержи язык! – взревел он. – Ты пьяна!

Она забилась в руках Аллейна и, борясь с ним, развернулась лицом к нише.

И завизжала. И вместе с визгом из нее потоком полились признания, настолько убийственные, что Полковник сделал яростную попытку наброситься на нее, так что Фокс, Томпсон и Бейли еле-еле его удержали. Тогда ее обуял ужас, она принялась умолять Аллейна не подпускать к ней мужа и в конце концов рухнула в обморок.

Поскольку положить миссис Кокбурн-Монфор здесь было некуда, ее полуволоком отвели наверх к миссис Чабб и оставили – безостановочно лепечущей о том, как плохо он с ней обращался, и как она поняла, когда он в слепом гневе выскочил из дому, что он сделает то, что грозился сделать. Все это записывал полицейский, оставленный в комнате наверху.

Внизу же Аллейн, не имевший ордера на арест, попросил полковника Кокбурн-Монфора проехать с ним в Скотланд-Ярд, где ему будет официально предъявлено обвинение в убийстве Санскритов.

– И должен предупредить вас, что каждое ваше...

Глава десятая

Эпилог

– Как только мы обнаружили тела, – рассказывал Аллейн, – стало ясно, что это дело рук Кокбурн-Монфора. Гончарня находилась под неусыпным наблюдением с той минуты, как Санскрит вернулся от квартирных агентов. Единственный пробел образовался, когда людей Гибсона отозвали по тревоге. Одновременно автомобильная пробка отрезала сержанта Джекса от двери, у которой торчал Монфор, так что по меньшей мере пять минут, если не дольше, фасад дома оставался полностью заслоненным грузовиком. За это время Монфора, уже начинавшего громко скандалить, кто-то из Санскритов впустил в дом, видимо, желая заткнуть ему рот.

Они очень спешили. Им еще нужно было добраться до аэропорта. Они намеревались улизнуть в ближайшие четверть часа, поэтому брат укладывал свиней, а сестра писала письмо агентам. Поэтому они оставили пьяного Полковника, который, увидев, чем они занимаются, на миг врос в пол, и вернулись к своим занятиям. Санскрит укладывал в ящик предпоследнюю свинью, сестра снова уселась за письмо. А Монфор, подойдя поближе, оказался между ними, взял со скамьи последнюю свинью и в приступе пьяной ярости ударил ею налево и направо. Ужас содеянного отчасти протрезвил Монфора. Перчатки у него были в крови. Он швырнул их в печь, вышел наружу и снова привалился к двери, то ли умышленно, то ли невольно. Фургон все еще загораживал его, а когда он отъехал, оказалось, что полковник как стоял, так и стоит на крыльце.

– А кто сообщил о бомбе? – спросила Трой.

– Полагаю, кто-то из Санскритов. Чтобы отвлечь команду Гибсона, пока они будут улепетывать в Нгомбвану. Исход покушения поверг их в панику, а мысль о Ку-Клус-Карпе в еще пущую. Они должны были понять, что их раскусили.

– Похоже, – сухо заметил мистер Уипплстоун, – что они не переоценили своих друзей.

– Что похоже, то похоже.

– Рори, насколько пьян был этот несчастный? – спросила Трой.

– Можно ли сказать что-нибудь о степени опьянения законченного алкоголика? Что-то, наверное, можно. Если верить его жене, а у нас нет причин ей не верить, пьян он был мертвецки и, покидая дом, грозился всех поубивать.

– Но вы все-таки считаете, что убийство было полностью непреднамеренным? – спросил мистер Уипплстоун.

– Да. Когда он начал трезвонить у дверей, у него не было сколько-нибудь связного плана. Одна лишь слепая пьяная злоба и желание добраться до Санскритов. Потом ему подвернулась та свинья, оказавшаяся в прискорбной близости от двух голов. Трах-бах, и он снова очутился на улице. С автомобильной пробкой ему попросту повезло, как нередко везет пьяным. Не думаю, что он вообще эту пробку заметил, не будь ее, он повел бы себя точно так же.

– Однако у него хватило сообразительности бросить перчатки в печь, – указал мистер Уипплстоун.

– Это единственное, что всерьез свидетельствует против него. Я бы не решился строить догадки относительно того, насколько его протрезвило осознание совершенного. Или насколько он преувеличивал свое состояние, когда разговаривал с нами. У него взяли кровь на анализ и уровень алкоголя в ней оказался астрономическим.

– Он, разумеется, будет утверждать, что действовал под влиянием выпитого, – сказал мистер Уипплстоун.

– Можете не сомневаться. И готов поспорить, это ему поможет.

– А что будет с моим бедным дурачком Чаббом?

– При обычном ходе дела, Сэм, ему предъявили бы обвинение в сговоре. Если до этого дойдет, то его прошлое – несчастье с дочерью – и давление, которое оказывали на него эти люди, несомненно, будут истолкованы как смягчающие обстоятельства. При наличии первоклассного адвоката...