Чернее некуда

– Об адвокате я позабочусь. Как и о залоге. Я уже сказал ему это.

– Вообще-то я не уверен, что против него будут выдвинуты серьезные обвинения. Если не считать ключицы “млинзи”, серьезного ущерба от Чабба никто не претерпел. Мы предпочли бы получить от него исчерпывающие показания о заговоре в обмен на освобождение от судебного преследования.

Мистер Уипплстоун и Трой обменялись смущенными взглядами.

– Да, я все понимаю, – сказал Аллейн. – Однако задумайтесь на миг о Гомеце. Он единственный, не считая Монфора, организатор заговора, и если есть на свете человек, заслуживший все, что его ожидает, так это он. Для начала мы задержали его за подделку паспорта, обыскали его контору в Сити, якобы занимавшуюся импортом кофе и обнаружили свидетельства совершения кое-каких весьма сомнительных сделок с необработанными алмазами. А в прошлом у него еще числится отсидка в Нгомбване за преступление, которое иначе как омерзительным не назовешь.

– А что по части посольства? – спросила Трой.

– Хороший вопрос! Все происшедшее в этой опере-буфф, является, как мы неустанно себе повторяем, их внутренним делом, хотя и образует косвенный мотив в деле Монфора. Что до другого спектакля, – убийства посла, совершенного “млинзи”, – то эта история на совести Громобоя и пусть мой старинный друг сам с ней договаривается.

– Я слышал, он завтра улетает.

– Да. В два-тридцать. Вслед за тем, как он в последний раз попозирует Трой.

– Ну знаете! – воскликнул мистер Уипплстоун, с вежливым благоговением покосившись на Трой. Трой прыснула.

– Не смотрите на меня с таким ужасом, – сказала она и к изумлению Аллейна, мистера Уипплстоуна да и к собственному тоже чмокнула последнего в макушку. Увидев, как порозовела кожа под его редкими, аккуратно причесанными волосами, она сказала: – Не обращайте внимания. Это мой портрет меня так раззадорил.

– Зачем же все портить! – с неслыханным молодечеством выпалил мистер Уипплстоун. – Я уж было отнес это на собственный счет.

II

 – По всем канонам, если они существуют, – говорила Трой в половине двенадцатого следующего утра, – портрет не закончен. Но даже если бы вы отсидели еще один сеанс, не думаю, что я смогла бы с ним что-нибудь сделать.

Рядом с ней стоял, глядя на портрет, Громобой. Во все время позирования он не выказал застенчивости, обычной для натурщика, не желающего произносить банальности, и во все время ни единой не произнес.

– В том, что вы сделали, – сказал он, – присутствует нечто явственно африканское. – У нас пока нет выдающихся портретистов, но если бы они были, я думаю, они вряд ли смогли бы вас превзойти. Мне приходится постоянно напоминать себе, что автор этого портрета не принадлежит к числу моих соотечественников.

– Вряд ли вы смогли бы сказать мне что-нибудь более лестное, – призналась Трой.

– Правда? Я рад. К сожалению, мне пора: нам с Рори нужно кое-что обсудить да и переодеться мне не мешает. До свидания, моя дорогая миссис Рори, и огромное вам спасибо.

– До свидания, мой дорогой президент Громобой, – откликнулась она. – И спасибо вам.

Она подала ему перепачканную краской руку и проводила его в дом, где ждал Аллейн. На сей раз Громобой явился без “млинзи”, который, как он сказал, занят в посольстве последними приготовлениями к отлету.

Они с Аллейном выпили на прощание по рюмочке.

– Визит получился несколько необычный, – заметил Громобой.

– Да, не совсем, – согласился Аллейн.

– Что касается тебя, дорогой мой Рори, ты проявил завидное умение обходить острые углы.

– Старался как мог. Не без помощи, если это правильное выражение, дипломатической неприкосновенности.

Громобой робко улыбнулся ему. Редкостный случай, подумал Аллейн. Обычно он либо разражается хохотом, сияя, словно маяк в ночи, либо хранит важное молчание.

– Итак, – сказал Громобой, – этих неприятных людей убил полковник Кокбурн-Монфор.

– Весьма на то похоже.

–

Очень

неприятные были люди, – задумчиво сказал Громобой. – Противно было прибегать к их услугам, однако – нужда заставила. Тебе в твоей работе наверняка приходится попадать в подобные ситуации.

Поскольку сказанное было чистой правдой, Аллейн не нашел, что ответить.

– Необходимость позволить им вновь обосноваться в Нгомбване вызывала у нас глубокое сожаление.

– Что ж, – сухо сказал Аллейн, – теперь сожалениям пришел конец.

– Вот именно! – радостно воскликнул Громобой. – Как гласит пословица, нет худа без добра. От Санскритов мы избавлены. Это приятно!

Аллейн, не находя слов, молча взглянул на него.

– Я что-нибудь не так сказал, старина? – спросил Громобой.

Аллейн покачал головой.

– А, я кажется понял. На горизонте опять замаячила пресловутая пропасть.

– И мы опять можем разойтись, назначив новую встречу где-нибудь в другом месте.

– Вот почему ты так и не задал мне некоторых вопросов. Например, до какой степени я был осведомлен о контр-заговоре против моего предателя-посла. Или о том, имел ли я сам дело с одиозными Санскритами, сослужившими нам столь добрую службу. Или о том, не сам ли я придумал, как заставить бедного Гибсона заблудиться в трех соснах нашего парка.

– Если бы только Гибсона.