Черное Копье

– Который отбил бы Санделло, – докончил хоббит. – И наше путешествие бы бесславно окончилось.

– Ну, это еще неизвестно, отбил бы или нет, – упрямо набычился Торин, однако их дальнейшие споры пресек повелительный голос – знакомый, холодный, несколько скрипучий:

– Эй, старые знакомые! Вождь зовет вас, хочет поговорить с вами… – Горбун незаметно подошел сзади; однако говорил и смотрел он вполне дружелюбно, скрестив руки на груди. – Я рад видеть вас здесь. Не зря Вождь заметил вас еще в Арноре! Пути наши были извилистыми, но в конце концов они сошлись. Я приветствую вас! – сказал Санделло и протянул руку.

Фолко первым пожал протянутую ладонь. Жесткая, крепкая, бугристая от мозолей – рука опытного воина; время не стерло обиды, которую хоббит претерпел в Пригорье, но эти простые чувства были давным-давно заперты на крепкий и прочный замок.

– Я приветствую славного Санделло! – произнес он, удивившись спокойствию своего голоса, и даже сумел улыбнуться, хотя этот человек был, наверное, главным препятствием для них. – Мы сделали свой выбор. На Западе для нас дела не нашлось – и мы отправились на Восток. Легок ли был ваш путь?

– Благодарю, не слишком тяжел, – вежливо ответил Санделло. – Но нам, увы, некогда. Пойдемте – Вождь ожидает вас.

Друзья невольно переглянулись; горбун спокойно повернулся к ним спиной и, не оглядываясь, как бы не придавая никакого значения, следуют ли они за ним или нет, зашагал к просторному шатру Олмера. Гномы и Фолко нехотя поплелись за ним.

– Дер то барукан, Торин Дартул! – вдруг зловещим шепотом произнес Малыш, и Фолко догадался о чем: «Только без топоров, Торин, сын Дарта!»

Вокруг шатра с мечами наголо стояли стражники – много, не меньше дюжины, отметил хоббит; он вгляделся в лицо ближайшего охранника и поспешно опустил глаза – свирепое выражение широко расставленных косых, как у орка, глаз очень ему не понравилось.

Санделло остановился перед опущенным пологом.

– Мечи и топоры можете оставить здесь, – как о чем-то совершенно несущественном, мимоходом сказал он, берясь за край занавеси, прикрывающей вход.

Видя секундное колебание гномов – особенно Торина, – Фолко поспешно сделал шаг к Санделло, загораживая собой друзей и торопливо расстегивая перевязь. Он передал оружие в руки почтительно поклонившегося стражника;

Санделло проводил меч хоббита чуть насмешливым взглядом и, вновь переводя взор на Фолко, бросил:

– Дар Вождя можешь оставить… Тут не обыскивают своих.

«Своих?! Значит, мы все-таки свои?!» – мелькнула быстрая мысль.

Чуть замешкавшиеся гномы по примеру хоббита тоже отдали оружие.

«Но ножи с перевязи, что под плащом, при мне… и клинок Отрины… Еще поборемся!» – подумал Фолко.

– Входите, – с легким поклоном предложил Санделло – сейчас сама любезность, никак не вяжущаяся с его обликом и всем, что знали о нем друзья; он раздвинул тяжкие складки толстой ткани шатра.

Там пылал огонь; воткнутые в железные кольца, ровно горели факелы; стоял стол с какими-то чашами, на складных походных стульях сидели люди, их лица были скрыты тенями, а в углу, точно огромный сторожевой пес, на ковре свернулся клубком громадный тролль.

Когда глаза привыкли к темноте, Фолко смог различить лица сидевших в шатре. Тут был Отон; трех других хоббит видел впервые – но по их могучим плечам и полным достоинства позам можно было предположить, что они из числа высоких слуг Олмера. Санделло, приведший друзей, бесшумно отступил в тень, и, как заметил Фолко, он один в шатре был при оружии. Горбун встал слева от сидевшего в дальней части шатра человека; взор хоббита немедленно обратился к сидящему.

Легкое мановение руки в темной перчатке; горбун зажег еще один факел и воткнул его в свободное кольцо. Ровный свет выхватил из полумрака лицо сидящего – и Фолко поспешно упал на одно колено; секундой позже его здравому примеру последовали гномы – потому что перед ними был Вождь.

Молчание. Никто не шелохнулся, и Фолко далеко не сразу набрался храбрости поднять взор и взглянуть прямо в лицо Олмеру, а когда наконец дерзнул – то в который раз уже изумился. Перед ним был Олмер, такой же, каким они встретили его на Сираноне два года тому назад; это было лицо человека, сильное, властное, гордое – но не было в нем померещившейся хоббиту сухости и резкости; нос его, выглядевший пять минут назад прямо-таки вороньим клювом, обтянутым тонкой кожей сухим костяком, вновь стал обычным; исчезла болезненная заостренность подбородка, исчезло все, что отличало его от прежнего Олмера и что так поразило Фолко, когда Вождь шел мимо строя.

«Он человек… Опять человек, еще человек или по-прежнему человек? Что за странные превращения?» – подумал хоббит.

Олмер едва заметно наклонил голову в ответ на молчаливое приветствие друзей.

– Итак, славные гномы, и ты, отважный половинчик, вот мы и встретились вновь, – заговорил Олмер неторопливо, не сводя с них пристально-изучающего взгляда. – Трижды встречались мы в Западных Землях, и вот теперь пришла пора расставить все по своим местам.

«Зачем он говорит все это? – мелькнула мысль у хоббита. – Пустые слова – что за ними?!»