Атлиса словно сорвало с седла. Единым духом он взлетел по ступенькам и надолго замер, пристально вглядываясь вдаль…
– Степной сигнальный костёр, – жестоко ощерясь, произнёс он. – Не так далеко, но и не очень близко. Означает – путь свободен. Это истерлинги. Такие костры я помню ещё по Итилиэну.
– Что бы это значило? – нахмурился старший среди роханцев.
– Это значит, что истерлинги могут навалиться на вас уже здесь! – ответил Атлис.
– Да, они идут почти что по пути тех, кого разбил в своё время Эорл Юный, – заметил Фолко. – Если, конечно, это действительно поход, а не случайный патруль…
«Или не сам Олмер собственной персоной», – подумал он про себя, не произнеся этого вслух, потому что опять к горлу подкатывался страх перед возможной неудачей – слишком уж часто терпели они поражение, сталкиваясь с Вождём в открытом бою…
Встревоженный начальник роханской заставы немедленно отправил гонца с донесением, а сам вместе с двумя десятками воинов присоединился на время к гондорскому отряду.
Скрипучий паром медленно пересекал Великую реку. Он был почти такой же – только куда больше, – как и достопамятный паром в Бэкланде. Опершись на перила, хоббит бездумно смотрел на плещущие в борт серые волны. Он более не нуждался в высоких словах для того, чтобы убедить себя идти в бой. Либо они на сей раз одолеют – либо на месте его родины останутся одни головешки. Плох ли, хорош Олмер, плохи ли, хороши эльфы, Великий Орлангур и Валары – неважно. Важно лишь то, что твой родительский дом предадут огню – и не потому, что будут питать особую ненависть к тебе лично, а просто по жестокому и слепому закону войны. Выбора не оставалось – либо убить Олмера на пороге Болотного замка, либо он, надев Мертвецкое Кольцо, обратит в один пылающий океан всё Западное Средиземье. И если такое случится, ему, Фолко Брендибэку, останется только броситься на свой меч или сложить голову в каком-нибудь бою, сознательно ища смерти.
На второй день после того, как отряд перешёл реку, из низких лохматых туч начал падать первый снег. Он пока ещё таял, не задерживаясь, но нужно было торопиться изо всех сил – успеть засесть в засаде до первой пороши.
Приближался край Великих Зелёных лесов, бывшего Чернолесья. Лысые холмы постепенно понижались, сглаживались, на север и северо-восток текли мелкие пока ещё ручейки, питавшие болота вокруг Дол-Гулдура.
Порой затянутое серыми облаками небо прочерчивал силуэт тяжело взмахивающего крыльями ворона – и ничто больше не нарушало спокойствия безмолвных земель.
Роханцы простились с отрядом и свернули на юго-восток, где ещё один раз был замечен подозрительный дым; но друзья не могли отвлекаться, и, как бы ни хотели они помочь союзникам, долг неумолимо гнал их вперёд. Они приближались к Дол-Гулдуру.
Глава 8
Болотный замок
В стародавние, ныне прочно забытые времена Второй Эпохи на южной окраине Великого леса, что в Рованионе за Андуином, Саурон воздвиг одну из первых твердынь, получившую имя Дол-Гулдур. Однако он не задерживался там, и крепость долгие века простояла недостроенной и заброшенной. Но примерно в двадцать третьем веке Второй Эпохи на свет из вековечной Тьмы впервые выползли назгулы, Всадники Мрака, Призраки Кольца, ужасные слуги Саурона Великого. Они отстроили замок посреди лесов и болот, привели его в порядок, и он стал их обителью на многие сотни лет, в течение которых они тревожили несчастный мир. Здесь было истинное средоточие их сил и власти: здесь завершался процесс их перехода в мир теней; и если столицей мрачной империи Саурона был, без сомнения, Барад-Дур, то твердыней назгулов всё это время оставался Дол-Гулдур. Приказы их повелителя забрасывали назгулов на самый край земли – но после дальних походов они непременно возвращались в замок. Теперь сюда стремился и Олмер, стремился осознанно или нет, но судьба чёрной цепи собранных им Мертвецких Колец должна была решиться именно под стенами Болотного замка. Или отряд, составленный из бойцов Свободных народов, как и в дни Войны за Кольцо, исполнит свой долг и прервёт земной путь Вождя, или же тёмное воинство, многократно усилившись, обрушится на противостоящий ему Запад не растраченной за три века мощью.