Черновой вариант

За маленькой верандой начинался темный коридор, куда выходили двери комнат и «голландка». Кругом грязь. В комнатах кровати с матрасами, одеялами, но без подушек. Мы сбросили на них пальто и сейчас же надели. На улице было теплее.

— Ну и праздничек нам предстоит! — повторил Капусов-старший. — Ну и ночка новогодняя!

Капуста молча открывала сумки, бросала вещи.

Я себя чувствовал лишним и подумал: что там делает мама?

Капусов-старший ушел, а мы отыскали огрызок веника и вымели весь дом. Окна завесили одеялами.

Сразу потеплело и сделалось уютно. На столе появилась скатерть. А потом развернули рулон рисованных плакатов и стали развешивать на стены. Смешные рисунки. Дружеский шарж на Капусова-старшего. На полосе обоев метра в два — фигура в хитоне. Вокруг лысины — нимб из волосиков, пучок бороды. Похож. Ноги в сандалиях, подпоясан веревкой, а на поясе связка ключей. Фон ворота с надписью «Эрмитаж». Я, конечно, понял, что нужно понимать шире: «Мир прекрасного», и ухмыльнулся. Шарж на Мишку Капусова:

сидит на стопке книг, нога на ногу, колено снизу огромные очки подпирает. И вдруг развертываем следующий плакат… Тонина вполоборота. Внешность, конечно, утрирована. Подбородок еще массивнее, глаза под тяжестью век совсем провисли, прическа еще пышнее, а вместо узла на затылке кукиш. Но и в таком виде сразу понятно — красавица. Подарили бы мне этот портрет. Я бы его всю жизнь хранил.

— Это же Антонина Ивановна! Ты ведь говорил, что она приедет?

Я взял какую-то фальшивую ноту, но они не заметили, ни к чему им было следить за моими интонациями.

— Будет ваша Антонина Ивановна, — сказала Капуста.

— Вот хорошо, — сказал я без всякого энтузиазма.

— А пока она не приехала, — приказала Капуста, — берите кастрюлю, картошку и валяйте к сторожу. Поставите варить в мундире.

Капуста мне даже нравится. Она простая и расторопная. Вон как уборку организовала. И голос у нее тихий. Тонкий, хрипловатый и ломкий, как старый пергамент, — голос старушки и ребенка одновременно.

Приятный голос, трогательный какой-то. Капуста и Тонина двоюродные сестры, они совсем не похожи. Но Капуста для меня стоит в кругу Тонининого света, а Мишка Капусов — за кругом.

Мы с кастрюлей двинулись по следу саней и проваливались через каждые три шага по колено. Пришлось идти обратно и надеть лыжи. У сторожа топилась плита. Жара стояла африканская.

Возвращаясь, услышали из дома смех Тонины. Приехала. Хоть бы без мужа. Я заранее не любил ее мужа.

Капусов сказал, что муж Тонины инженер, и я презрительно окрестил его «технарь».

Тонина была в брюках и свитере, раскрасневшаяся, болтала, смеялась, полуобняла нас с Капусовым. Дом с ее появлением стал живым и теплым. Муж Тонины кивнул нам издали. Мог хотя бы из приличия со мной познакомиться. Вот за каких людей выходят замуж такие женщины, как Тонина! Технарь — ни то ни се.

Говорит о рыбной ловле. Капусов-отец беседу поддерживает, только голову на отсечение даю, он удочку вблизи не видел.

Капусов-отец с Технарем елку принесли, и мы стали ее украшать игрушками, яблоками и конфетами.

— У меня есть маленький сюрприз, — сказал Капусов-отец. — Я обещал молчать, но по секрету проговорюсь — объявился Серега Гусев. Обещал сюда подъехать.

Тонина с мужем обрадовались, но так, будто Гусев этот им безразличен и радуются они из приличия.

Скоро нас послали за картошкой. Прошло всего минут сорок, а уже стемнело. Звезды высыпали. Ночь прозрачная, как льдинка. Мы бежали на лыжах и вдруг страшно развеселились, всю дорогу пели, кричали, хохотали, как дикие. Обратно несли чайник с кипятком и картошку. О том, чтобы шлепнуться, не могло быть и речи, а это нелегко: руки заняты, идем без палок, осторожно и опять давимся от смеха. А в голове у меня одно: она там ждет, в доме.

Свет из комнаты почти не пробивался, зато веранда — маяк. И вот уже световая дорожка легла нам под ноги, и мы, как по ковру, подошли к крыльцу.

В комнате негромко играл магнитофон. В коридоре Капусов-старший и Технарь пытались растопить «голландку». Тонина и Капуста сидели при свече и вполголоса разговаривали. В комнату я не рискнул войти и сел около печки. В проем двери видел два нежных лица, истаявших в неярком свете. Меня наполнило спокойствие, счастье и тихий, умиленный восторг. Ради этого я ехал. Большего, лучшего не хотел.

Растопив печку, Технарь и Капусов зажгли в комнате свет. Все испортили. Пили за старый год. И нам с Мишкой сухого вина налили. Кислая водичка это вино, но приятная.

Однажды попробовал водку — чуть не вытошнило.

Если честно, то мне больше всего нравится сладкое вино. Но любить сладкие вина — дурной тон. А сухие невйусными кажутся только с непривычки. Мне вот кофе без молока тоже не нравился сначала, а потом попил и привык. Просто нужно научиться в не совсем вкусном находить вкус. Кстати, в этом есть своеобразная прелесть.

Я вспомнил про того Гусева, который все не появлялся, и тут же заметил, что остальные тоже помнят о нем и ждут. Что же это за Гусев? Забыл спросить Мишку по пути к сторожу.