— Темень! Во-первых, не жироскопия, а хиромантия, а во-вторых, есть Козерог, а не козий рог, ясно? А в-третьих, ежели ты хочешь знать, под «сундук» я сам себя подставил. Вместо Пашки Селянина.
— Сам? — усомнился Сидорцев. — По доброте? Или орденок надеялся отхватить?
— А ты про такую штуку, как благородство рабочего человека, слыхал что-нибудь? — в свою очередь спросил Шикулин.
— Туману напускаешь, Саня, — сказал Сидорцев. — Вот дадут тебе инвалидность, в шахту — ни ногой, взвоешь ты тогда по-волчьи, на этом твое рабочее благородство и закончится. А? Судьба твоя на данном этапе ножку тебе подставила, и никуда ты теперь от этого не уйдешь. Как сему сем — сорок девять…
— Может, и подставила, — неожиданно согласился Шикулин. — Только насчет инвалидности ничего не получится. Судьба судьбой, а мы тоже зубы имеем. Понял, «жироскопия»?
Его и вправду в шахту не пускали очень долго, предлагали много хороших должностей на поверхности, но он стоял на своем — только под землю.
— Нету мне жизни без шахты, — говорил он то просяще, пуская слезу, то требовательно. — Нету и не будет! Или в расход меня захотели?..
Тот же самый Сидорцев, узнав про мытарства своего приятеля, напомнил ему:
— Говорил тебе — судьба ножку подставила. Давай, Саня, покорись, для тебя ж и лучше будет.
Шикулин не покорился. Когда все его попытки переубедить местное начальство и местную медицину окончились неудачей, он сел на свой мотоцикл и помчался в областной центр. Как домой, пришел в обком партии и заявил дежурному бюро пропусков:
— Лично к секретарю обкома товарищу Исаенко. Срочно…
Дежурный усмехнулся:
— Он вас ожидает?
— Скажи, что приехал Шикулин, — твердо заявил Александр Семенович. — А кто такой Шикулин — он должен знать. А в случае не знает, так скажи: рабочий очистного забоя шахты «Веснянка». Да не просто рабочий, а известный комбайнер. Все ясно?
Дежурный все записал и, прежде чем захлопнуть окошечко, сказал:
— Ждите, товарищ известный комбайнер Шикулин.
Посидев не больше десяти минут, Александр Семенович постучал в окошечко, спросил:
— Что там слышно о моей персоне?
— Ведутся переговоры, — ответили ему. — На высшем уровне.
Не уловив в словах дежурного иронии, Шикулин вышел на улицу, поглядеть за мотоциклом. Но с полдороги вернулся: а вдруг товарищ Исаенко его уже вызвал? Вдруг его уже кинулись?
Он снова постучал:
— Это опять я, Шикулин. Как там насчет меня обстоят дела?
— Пока в той же стадии. — Младший лейтенант теперь уже с любопытством посмотрел на Шикулина и повторил: — Пока в той же стадии. И советую вам набраться терпения, товарищ шахтер. Вы отдаете себе отчет, где находитесь?
— Отдаю, — ответил Шикулин. — А ты, парень, звякни еще раз и скажи: товарищ Шикулин, мол, резервным временем не располагает, он, мол, не прохлаждаться сюда приехал, а решать наиважнейшие вопросы. Ты все понял, младший лейтенант?
Дежурный с укоризной покачал головой, но все же еще раз позвонил в отдел угольной промышленности. Что-то там ему сказали, он выписал пропуск и предупредил:
— Вначале загляните в свой отдел, товарищ Шикулин. А там вам скажут, примет ли вас секретарь обкома или нет…
— Загляну, — ответил Шикулин.
А сам подумал: «Шутники, эти младшие лейтенанты… «Примет вас секретарь обкома или нет…» Как же он может меня не принять, если я приехал лично к нему?»
В приемной сидели четверо. Солидные, по всему видать — деловые люди, начальники. Сидели молча, украдкой поглядывая на дверь секретаря обкома. Ждали приглашения. На Шикулина, когда он вошел, никто не обратил внимания. А Александр Семенович громко сказал:
— Здравствуйте. Вы тоже к товарищу Исаенко?
Молодая женщина в очках, сидевшая за столом, заваленным разными бумагами, заметила:
— Немножко потише можно?
— Можно, — согласился Шикулин. И, поняв, что эта женщина — технический секретарь, направился к ней, — Я на беседу к товарищу Исаенко, Александр Семенович Шикулин. Горняк. Доложи, пожалуйста, чин по чину. Добро?
Женщина, почему-то слегка поморщившись, спросила:
— Вас товарищ Исаенко приглашал?
— Куда? — Шикулин посмотрел на нее с явным недоумением. — Куда приглашал?
— Сюда. Для беседы.
— Никто меня сюда не приглашал, — сказал Шикулин. — Я по своему собственному усмотрению.
Кто-то из четверых, ожидавших приема, хмыкнул. Хмыкнул нарочито громко, чтобы Шикулин слышал. Александр Семенович быстро оглянулся, и тот, кто хмыкнул, — круглолицый человек с отвислыми щеками — не успел погасить насмешливой улыбки. Шикулин, больно задетый, в упор посмотрел на толстяка, спросил:
— Чего хмыкать-то? Со скуки, что ли?