– Здесь все скромно, но уютно. Нам с сыном доводится видеть каждый день изрядную долю своеобразного великолепия, и оно навевает на нас не слишком отрадные ассоциации. Поэтому в частной жизни мы любим истинно домашнюю простоту. Но вы, вероятно, имели возможность обратить на это внимание в тот день, когда Магерс перебрал спиртного, бедняга.
Джас остановился, положив руку на щеколду узкой двери. Он по-прежнему улыбался, и его неестественно крупные передние зубы почти полностью закрывали нижнюю губу.
– Прошу вас, входите за мной, – пригласил он и открыл дверь.
Внутри Джас еще больше повеселел.
– Мы с вами сможем побыть наедине, – сказал он, двигаясь в полумраке тесно заставленной мебелью комнаты. – Я думал, мой мальчик еще здесь, но он, как видно, вернулся к работе. Он превосходный мастер. Садитесь, пожалуйста, сюда, сэр, чтобы оказаться справа от меня и я мог лучше вас слышать.
Джас предложил гостю стул у обеденного стола, а сам занял место во главе. Седые локоны гробовщика блестели в мягком сумрачном свете, а в распрямленных широких плечах виделось горделивое чувство собственного достоинства. Здесь он обрел властность, хотя не до конца отбросил свой притворно-угодливый тон. Джас казался впечатляющим анахронизмом. Таким же неземным, нереальным и почти декоративным, как лучший катафалк с запряженной в него четверкой лошадей.
– Магерса нет дома, – сообщил гробовщик, и его маленькие голубые глазки посмотрели на посетителя с любопытством. – Как только случилась та трагедия, через дорогу отсюда, он зашел ко мне, попрощался, и больше мы его не видели. Но, думаю, вам все о нем известно, сэр?
Кэмпион кивнул, однако не стал вдаваться в объяснения. Джас отвесил ему поклон – трудно было бы подобрать другое определение для этого изящного движения, означавшего понимание ситуации. И ухватился за поднятую им самим тему:
– Жуткое дело, смерть несчастного Уайльда. Не могу назвать его близким другом, но мы поддерживали с ним доброе знакомство. Длительное время занимались каждый своим бизнесом на одной и той же улице. Сам я не пошел на досмотр, но в знак уважения послал туда Роули. «Самоубийство в момент потери душевного равновесия» – такой временный вердикт они вынесли. По-моему, наиболее верная и щадящая для покойного формулировка. – Джас сложил руки на клетчатой скатерти и потупил глаза. – Мы опустим его в могилу завтра утром. Вряд ли удастся заработать хотя бы пенни, но мы проводим Уайльда в последний путь со всей возможной роскошью, какую только сможем себе позволить. Признаюсь: это только отчасти по доброте сердечной. Подобные вещи важны для развития бизнеса. Вам покажется наш подход к делу немного циничным. Вы, как и многие другие, не подозреваете, какой нам в том интерес. Но я должен с сожалением констатировать, что такая трагедия – наилучшая реклама для нас. Зеваки собираются огромными толпами, сотни человек, и именно похоронную процессию они потом долго вспоминают, а потому мы стремимся организовать все в лучшем виде ради процветания нашего предприятия.
Некая нотка формальности, внесенная в разговор хозяином, озадачила Кэмпиона. Он рассчитывал на легкую приватную беседу за чашкой чая, но сейчас складывалось впечатление, что они находились не одни, а в компании других людей. Рискуя окончательно все испортить, он запустил пробный шар:
– Что вы несли, когда отправились навестить своего только что упомянутого доброго знакомого позавчера в два часа ночи?
Гробовщик не выдал удивления, однако смерил гостя взглядом, выражавшим неодобрение и упрек.
– Подобный вопрос я бы скорее ожидал услышать от полицейских, мистер Кэмпион, – жестко сказал он, – и уж извините, но они сумели бы задать его более деликатно. Я всегда считал, что каждый должен сам делать свою грязную работу.
– Верное замечание, – охотно согласился Кэмпион, – однако это вновь возвращает нас к тому, что происходило позавчера в два часа ночи.
Джас рассмеялся. Его улыбка – удивленная, плутовская и просительная одновременно – была естественной и обезоруживающей.
– Человеку свойственны слабости, не правда ли? – Он как бы собрал воедино собственные грешки и добавил их в общую громадную пирамиду вселенских грехов всего человечества. – Надо полагать, это мистер Коркердейл, дежуривший в саду при пансионе, увидел нас?
Кэмпион оставил его вопрос без ответа, но жалкая улыбка на лице гробовщика стала еще шире.
– Мне не показалось, что было уже так поздно, – проговорил он, – но, вероятно, вы правы. Магерс навестил нас впервые за тридцать лет. Мы вспоминали дорогих нам людей, уже почивших, и Магерс напился. Он впал в глубокий сон, больше похожий на ступор.
Джас сделал паузу, и его маленькие глазки обшаривали лицо собеседника в поисках малейшего изменения эмоций. Ничего нового не заметив, он продолжил уже смелее:
– Вы должны помнить, мистер Кэмпион, нашу прежнюю встречу у дома, когда я признался, что у меня возникла проблема с гробом.
– Признались? Мне показалось, вы пробовали продать мне его.