Черные перья. Работа для гробовщика

– Вот и я так думаю. Мне она нравится, – Льюк говорил совершенно серьезно. – Но ведь ничего нельзя знать наверняка. – Он вытянул вперед свою большую ладонь и начал загибать пальцы. – Прикиньте сами. Одинокая женщина, счастливые деньки в прошлом, остались рутина, скука и, вероятно, даже ненависть к заносчивым, но обнищавшим жильцам. Они могут донять «самую добрую женщину», когда ее пансион переживает трудные времена. – Льюк сделал паузу. – Я бы даже не стал винить ее, – продолжил он затем с тем же серьезным видом. – У каждого свои заскоки. И порой обстоятельства приводят к обострениям. Я вовсе не имею в виду, что это непременно сделал наш старый увядший цветочек. Я лишь пытаюсь разобраться в мотивах. Ей вполне могло взбрести в голову избавиться от всей семейки разом, но она не знала, как провернуть такой трюк. Или же запала на нашего доктора и решила побольнее ударить его, оставшись без взаимности. Хотя, конечно, она старовата для этого.

– Кто-нибудь еще попал в поле вашего зрения?

– То есть кто мог стать автором писем? Человек примерно пятьсот. Любой из пациентов доктора. Он порой ведет себя с ними странно, когда стервозная жена доводит его до ручки, и к тому же эти люди изначально больны, не так ли? А есть еще остальные обитатели улицы. Я не буду описывать вам каждый дом на ней, чтобы нам не пришлось проторчать здесь всю ночь. Кстати, пейте, пейте, сэр. Но я дам вам представление о царящей там атмосфере. На углу напротив театра расположена лавка бакалейщика и торговца скобяными товарами. Хозяин из бывших деревенских жителей, но превратился в кокни уже лет пятьдесят назад. У него можно делать покупки в кредит до бесконечности. Однако постоянно имеет проблемы с властями. Может хранить сыр вместе с керосином. И стал совершенно другим человеком с тех пор, как умерла его жена. Знаком с Палиноудами почти всю жизнь. Их отец помог ему, когда он только открывался, а теперь, если бы не он, некоторые из них голодали бы к концу каждого месяца. Рядом с бакалейщиком расположился торговец углем, но он тут недавно. Дальше приемная доктора. По соседству с ней зеленщик и его семья. С ними все в порядке. Семейство большое, с множеством дочерей. Все лица в косметике, все руки в грязи. А вот затем, мистер Кэмпион, на нашем пути аптека.

Льюк попытался понизить голос, но его мощи все равно оставалось достаточно, чтобы заставить панели по стенам вибрировать. Наступившая затем краткая тишина, когда он замолк, воспринималась отдохновением от шума.

– Аптекарь представляет для вас интерес? – вопросом поощрил полицейского собеседник, которого успела увлечь манера повествования инспектора.

– Папаша Уайльд представлял бы интерес, даже если бы его просто изобразил художник, – произнес Чарли Льюк. – Что у него за заведение, вы не представляете! Настоящая лавка древностей! Слышали когда-нибудь о патентованном средстве от кашля и несварения желудка под названием «Динамит Эпплярда»? Разумеется, не слышали, зато держу пари, что ваш дед подорвал себе на этом динамите остатки здоровья. И вы по-прежнему можете купить его там при желании. В оригинальной упаковке. У него десятки маленьких шкафчиков с ящиками, набитыми всякой всячиной, а запах стоит как в спальне древней старухи – с ног сшибает. И среди всего этого восседает папаша Уйальд, похожий на пожилую тетушку с крашеными волосами и вот с таким воротничком. – Он вытянул подбородок вперед и вверх, а глаза округлил и выпучил. – Когда Боуэлсы выкапывали из земли мисс Рут Палиноуд, а мы стояли вокруг на холоде, дожидаясь, пока сэр Доберман наберет достаточно материалов в свои баночки с образцами, то я, признаться, уже начал думать, что мне придется-таки обратиться к папаше Уайльду. Не утверждаю, что именно он подсыпал яд, каким бы тот ни оказался, но купили его наверняка в той аптеке.

– Когда вы ожидаете отчет от эксперта-криминалиста?

– Мы уже получили предварительный. Окончательный будет вечером. Обещали никак не позднее полуночи. Если обнаружится нечто, что может содержать в себе состав преступления, нам придется разбудить гробовщиков и сразу же выкопать брата. У меня есть ордер. Ненавижу такую работу. Сплошная грязь и вонь невыносимая.

Он тряхнул головой, как это делает промокшая собака, и приложился к своему напитку.

– Речь идет о старшем брате, насколько я понимаю? Старшем из всех членов семьи?

– Да. Об Эдварде Палиноуде, скончавшемся в марте прошлого года в возрасте шестидесяти семи лет. Сколько минуло с тех пор? Семь месяцев? Будем надеяться, он уже превратился в скелет. Это старое и очень сырое кладбище. Должен был успеть разложиться.

Мистер Кэмпион улыбнулся:

– Вы оставили меня в обществе престарелого и более чем странного аптекаря. – Куда мы отправимся сейчас? В бывший дом Палиноудов?

Инспектор задумался.