Черный Гиппократ

Он писал и напевал под музыку великого Бетховена. Иванов знал слова хора, и голос у него был — пусть не бельканто, — но неплохо поставленный. Поучившись в соответствующем заведении, Иванов мог бы стать и неплохим певцом в хоре… Иванов пел и чувствовал, понимал гений Бетховена. Иванов, делая записи и распевая торжественную песнь, попутно думал о том, что если бы Бетховен жил в наше время и выучился на врача, то ему непременно тоже удалось бы оживить сердце, запустить этот капризный мотор. Ибо гений — он во всем гений. Ах если бы он, Александр Александрович Иванов, на заре своей юности избрал несколько иной путь и выучился на композитора, то сегодня в такой торжественный для себя момент непременно написал что-нибудь на стихи Шиллера. И написал бы не хуже самого Бетховена. Ибо всякий гений сродни другому гению. Ибо дар Божий летать высоко, независимо от того — врач ты, музыкант, инженер или конструктор самолетов…

Иванов был поистине счастлив и описать его счастье словами — бессмысленно. Кроме творца, никто не поймет глубину переживаний и вершину эмоционального взлета другого творца в тот момент, когда обрело жизнь его творенье.

Владимир Нестеров долго лежал без движений, лежал навзничь, глядя в потолок, закинув руки за голову. Несмотря на то, что сам он был неподвижен, как мумия, мысль его была гибка и динамична. Перебрав все аргументы «за» и «против», Нестеров пришел к логическому выводу, что Иванов либо допускает врачебную ошибку, либо… А что означало второе «либо», даже страшно было подумать. Но именно второе «либо» как будто более всего соответствовало действительности. За этим «либо» — таким безвинным с виду — скрывался криминал. Страшный криминал. Наподобие «ужастиков» — щекочущей нервы обывателя продукции Голливуда. А может, даже похлеще — поскольку все происходило в действительности и не с кем-нибудь, не с каким-то абстрактным киногероем, а с ним, Владимиром Нестеровым во плоти…

Иванов хотел взять, изъять, отнять у него почку…

Само собой понятно, что Иванову не нужна больная почка. И то верно: кому нужна больная почка?

А как отнять здоровую почку, предварительно не фальсифицировав диагноз? Ведь под изъятие надо подвести основание… Вот, кажется, и решение этого непростого вопроса… Если, конечно, предположение верно и здесь, в хирургическом отделении махровым цветом цветет криминал…

Далее Нестеров рассуждал так: на почку свою он не жаловался, обследования показали, что она нормальная, и Иванов вознамерился ее зачем-то забрать; можно ли проверить каким-либо образом этого Иванова, протестировать его?.. Можно. Например, попробовать имитировать одну из почечных болезней. Если Иванов преступник и нацелился на здоровую почку, то такой поворот дела его озадачит. Ему не нужна больная почка… А если Иванов честен и просто ошибается, как может ошибиться всякий врач, он должен обрадоваться новым подтверждениям своему диагнозу, он должен сказать: «Вот видите, я был прав!»

Это была интересная мысль, и Владимир принялся рассматривать ее с разных сторон. Как будто ничего не мешало ему попробовать. Если предположить, что с ним играют в какие-то игры, почему же и ему не поиграть?..

Приняв решение, Владимир сел в постели:

— Готовиться — так готовиться…

Виталий Сергеевич отозвался со своего места:

— Молодец! Так и надо! Чего тянуть?..

Владимир подумал:

— «Теперь будет мой ход. Пора менять тактику и занимать активную позицию».

Всех ходячих позвали на завтрак…

Владимир сидел за одним столом с молодыми ребятами из своей палаты.

К завтраку были приготовлены сырники… Сырники… Слово-то какое… Великолепное! Сырники!.. Ничего не может быть вкуснее сырников, если ты голодал два-три дня!

Ах, что это за чудо — больничные казенные сырники!..

Сразу после завтрака Нестеров направился в холл, набрал номер телефона.

Телефон ответил сразу. У Владимира даже возникло впечатление, что Вика сидела у телефона, ожидая звонка.

— Вика! Привет! Это я — Владимир.

— Здравствуйте, Володя, — почему-то печально ответила девушка. — Как вы?

— Стало немного лучше. Но было бы совсем хорошо, если бы ты помогла мне.

— Хорошо, говорите, что нужно, — с готовностью отозвалась Вика.

Нестеров на секунду задумался, ибо просьба с которой он собирался обратиться к Виктории, могла показаться ей странной. Какое дать объяснение?

Вика поняла паузу по-своему:

— Говорите, Володя, без стеснений. Я сделаю все, что необходимо…

Другого Нестеров и не ожидал услышать. И сказал:

— Вика, надо, чтобы ты принесла мне полтора десятка яиц.

— Полтора десятка яиц? — удивилась Вика.

— Да. Никак не меньше.

— Вареных?

— Нет, Вика, — сырых. Можно прямо из магазина.

— Хорошо, — в голосе девушки было столько удивления, что почти не осталось печали. — Но зачем столько?

Объяснение придумалось легко:

— Видишь ли, Вика, врачи рекомендовали мне специальную диету…

Девушка поняла:

— Я уже выхожу, Володя. Из магазина сразу к вам!..

Нестеров повесил трубку и, пошатываясь, поскольку был еще очень слаб, побрел в свое отделение.