Черный Гиппократ

В этот день дежурила какая-то старая мымра. О ней ходили нехорошие слухи: будто уколы она делает неуклюже, болезненно; она почему-то волнуется, когда делает уколы, у нее потеет лицо, и очки съезжают по мокрому носу на самый кончик; поэтому мымра больше думает о своих очках, которые могут упасть и разбиться, нежели о процедуре, какую выполняет… Так говорил Виталий Сергеевич. И еще говорили другие «старожилы» отделения…

Мымра сидела за столом дежурной сестры и разбиралась с листами назначений.

Когда Нестеров проходил мимо, мымра пристально взглянула на него и опять сунула нос в свои листы назначений.

У Нестерова не возникло желания что бы то ни было сказать ей. Глаза у старухи были злые.

Он направился в сторону пищеблока.

Он не видел, что мымра повернулась и напряженно смотрела ему вслед.

Вдруг она крикнула ему в спину, каким-то «резиновым» голосим, будто выстрелила:

— Нестеров! Вы что, хотите своровать хлеб? Вам нельзя еще много есть!.. Сырников достаточно…

Он даже не обернулся.

А вслед неслось жесткое:

— Нестеров! Я кому говорю!..

Под мымрой раздраженно заскрипел стул.

Но тут зазвонил телефон на столе у мымры, и это уберегло Нестерова от дальнейшего общения с ней.

Медсестра взяла трубку, и внимание ее переключилось на служебный разговор. Поэтому она не могла слышать, как интеллигентный Нестеров вполголоса огрызнулся:

— Да пошла бы ты!..

На пищеблоке Нестеров и не думал воровать хлеб. На каждом столе стояли хлебницы, и хлеб можно было просто взять — без всякого воровства.

Однако хлеб не интересовал Нестерова. Он украл… чистый стакан. И сунул его в боковой карман больничной пижамы.

Когда Владимир вышел из пищеблока, дежурная медсестра все еще говорила по телефону. Старушка, склеротичка, она уже, конечно, забыла про него.

Владимир вдоль стеночки дошел до туалета и заперся в нем. Потом он помочился в стакан и долго рассматривал мочу на свет. Она была светло-желтая прозрачная… И запах обычный. Нормальная органолептика нормальной мочи!..

Нестеров удовлетворенно кивнул, потом вылил мочу в вонючий, засыпанный хлоркой писсуар, а стакан бросил в мусорку. И вышел из туалета.

Мымры на месте не было. Может, она воровала хлеб?..

Нестеров скривился: это же надо было подумать про него такое! Оскорбить… запросто, походя… Действительно, мымра…

Он заглянул в палату интенсивной терапии. Следователь Алексей Перевезенцев еще лежал там. Он спал.

Дверь, которую открыл Нестеров, тихонько скрипнула, и Перевезенцев открыл глаза. Удивление мелькнуло в этих глазах, устремленных на Нестерова:

— Вы — Владимир?

— Да, — Нестеров, оглянувшись в коридор, вошел в палату.

Перевезенцев слабо улыбнулся:

— Простите, я думал, вы мне привиделись вчера…

— Кошмарный был сон? — уточнил Нестеров.

— Я бы не сказал… Но чувство реальности то и дело ускользает от меня. Я не всегда могу понять: где сон, а где явь… Вот и с вами — думал, сон. И та милая девушка…

— Это вы выходили из наркоза, — пояснил Нестеров. — А теперь будет все меньше сна и все больше яви. Все нормализуется.

— Я болтал вчера много чепухи? — поинтересовался Перевезенцев.

Нестеров покачал головой:

— Не сказал бы. Нечего беспокоиться: здесь же не клуб любителей словесности.

Перевезенцев кивнул. Потом сказал:

— Ко мне еще не приходил никто из сослуживцев. Поэтому хотел бы попросить вас…

— Может, будем на «ты»?

— Хорошо, Володя, — опять улыбнулся Перевезенцев. — Не в службу, а в дружбу… Позвони моим родителям в Вышний Волочок по телефону… — он назвал номер телефона. — И скажи им, что все хорошо…

— В каком смысле?

— Понимаешь, я должен был им позвонить вчера… И вот — закрутился, как видишь… в бинты… Представься им моим сослуживцем и скажи, что меня срочно послали в командировку. В Казахстан, например. Скажи, что я им сам позвоню оттуда через пару дней…

Нестеров вернулся к двери:

— Хорошо, я постараюсь, если этой мымры на посту нет…

— Это какой мымры? — заговорщицки взглянул на него Перевезенцев. — Которая уколы больно делает?

Нестеров дружески улыбнулся и выскочил в коридор.

Мымры за столом не было. И Владимир без проблем дозвонился до Вышнего Волочка…

Приблизительно через час пришла Вика. В отделение ее, конечно, не пустили, и она через санитарку передала записку: «Я в холле»…

Нестеров едва узнал ее: бледное, осунувшееся лицо, печальные глаза, дрожащие губы…

— Что случилось, Вика?

Девушка не ответила. Только слезы потекли по щекам. Она вытирала их скомканным платочком.

Нестеров взглянул ей в глаза:

— Кто-нибудь, кроме меня, еще загремел в больницу?

Вика покачала головой.

— Кто-то умер? — Владимир посерьезнел.

— Нет, что вы! — вскинула на него заплаканные глаза Вика.

Нестеров улыбнулся:

— Тогда остается только одно: ты, наверное, крупно поссорилась с Артуром.

— Очень крупно… — совершенно расклеилась Вика, слезы побежали в два ручья. — Он ушел и даже хлопнул дверью. И во всем виновата я сама. Я просто дура!..

Нестеров погладил ее по плечу: