У Палея никаких общих интересов с братом не было, он даже во двор замка почти не выходил и лишь на завтрак и обед появлялся в трапезной. Тенвей дразнил его книжным червем и слабаком, но не получал в ответ никакой реакции. Ища, к чему бы еще придраться, он заметил, что брат настолько неуклюж при еде, что то и дело сажает себе на одежду жирные пятна и даже частенько промахивается, наливая себе из кувшина воды в бокал. Теперь он стал обзывать Палея поросенком и криворуким, а когда и это не вызвало ответной реакции, принялся приучать брата к порядку тумаками и таки сумел довести его до слез. На его беду, всхлипывающего Палея заметил Марней и, конечно же, учинил дознание, кто и за что посмел обидеть младшего. Несмотря на попытки Тенвея отрицать свою вину, он был уличен слугами и приговорен Марнеем к порке, на которую, разумеется, не пошел, по привычке спрятавшись в кладовке, но там его, конечно же, обнаружили и силой доставили пред очи старшего брата.
Вид братца, извивающегося в руках слуг в надежде как-то выкрутиться и сбежать, был отвратителен. Марней понял, что либо он сейчас заставит этого шкета подчиниться, либо окончательно утратит авторитет в его глазах, и тогда воспитывать сопляка будет бесполезно. Двери зала были закрыты, так что никуда Тенвей отсюда не денется. Марней приказал слугам отпустить брата и уставился на него тяжелым взором.
- Разве я разрешал тебе трогать Палея?
Молчаливое сопение в ответ.
- Разрешал или нет?!
- Ну, не разрешал...
- Тогда почему ты к нему пристаешь?
- А чего он ведет себя как поросенок...
- Как может, так и ведет, и не тебе его воспитывать! Запомни это раз и навсегда! А для лучшего усвоения ты сейчас сам разденешься догола, уляжешься на лавку и получишь внушение.
- Еще чего... - Тенвей подался назад.
- Пока сам не ляжешь, отсюда не выйдешь, - пригрозил Марней. - И никакой тебе еды и питья. Ну?
Брат упрямо замотал головой и отошел еще дальше.
- Ну, сиди здесь, пока не поумнеешь.
Марней приказал слугам запереть брата в зале, поставив ему ведро для отправления естественных надобностей, но не кормить и не поить, пока не позволит себя выпороть.
Тенвей сперва упрямился и голоса не подавал, но к вечеру проголодался и стал хныкать из-за двери, чтобы ему дали поесть или хотя бы попить. Марней посетил затворника и в ответ на жалобы показал ему на лавку. Боязнь боли была пока сильнее жажды, и Тенвей вновь забился в угол. Ну, пусть еще посидит.