Черный император (СИ)

Тенвей нахмурился, размышляя. О своем будущем он пока редко задумывался, поскольку такие мысли ни к чему хорошему не приводили. Рыцарем, конечно, стать хотелось, но... Но вечные странствия с наймом в охрану то к одному, то к другому сеньору были пока не по нему, собственный феод не светил никак, да и свою трусость он прекрасно осознавал, а кому нужен такой боец? Увы, никаких иных перспектив у него все равно не проглядывалось. Придется бороться со своими инстинктами и покорно принимать порки, учиться владеть оружием и ездить верхом, чтобы, когда вырастет, суметь заработать себе на кусок хлеба. Родителей нет в живых, а Марней, из прежнего пентюха вдруг ставший решительным и жестким правителем, похоже, уже от него не отстанет. Страдать от голода и жажды больше не хотелось совсем, уж лучше привычные розги! Вот только почему он один должен страдать? Палея, вон, никто не дерет и даже к физическим упражнениям не принуждает!

- А из Палея тоже рыцаря не выйдет, - пробурчал он.

- Не выйдет, - согласился Марней. - Так он и рожден для другого. Если бы у нас с тобой, братец, были бы такие же способности к наукам, нас бы тоже учили не мечом махать. Но на деле имеем то, что имеем. С мечом и конем ты управишься, когда подрастешь, все задатки у тебя для этого есть, а вот что касается грамоты, тут я что-то не уверен.

Тенвей хмуро кивнул. Крыть, увы, было нечем, грамота у него действительно не очень-то шла.

- Ну так будешь меня слушаться? - спросил Марней.

- Да, барон, - выдохнул Тенвей.

Еще раз погладив брата по голове, Марней ушел. Малец, конечно, пока плохо управляем, но, кажется, уже морально готов бороться со своими пороками. Даст Бог, и из него вырастет что-то приличное, если он, старший, не даст парню спуска.

Глава 6.

В замке Ибтор.

Как ни гордился Сантей своим умением ездить верхом, первый дневной переход дался ему весьма тяжело. Для своей кобылы он оказался слишком легким грузом, каждое ее движение заставляло его подскакивать в седле, и к концу дня он основательно отбил задницу. Только его природное упрямство, заставляющее терпеть боль, и не дало мальчику разныться, но вечером он ходил, широко расставляя ноги, и даже аппетита не было никакого, только бы добраться до кровати и забыться сном. Следующий переход, правда, дался ему уже полегче, а потом он кое-как приспособился и вновь стал способен ощущать радости жизни, а таковые, разумеется, были.