Черный крест

Держу связь с Магаем, спрашиваю где он. Они заблудились. Они где-то в городе. А мы возвращаемся на завод. Приказываю всем отойти на заранее отведенные позиции, приго­товленные нами на момент взрывания завода. Связываюсь с капитаном Жучковым. Доклады­ваю, что завод заминирован досрочно. Капи­тан приказывает мне все быстренько взорвать и, переночевав, начинать двигаться к основ­ной базе. Тем временем связывается Магай, говорит, что рация села, что они заблудились, что не знает, что делать. Жучков в другую, «даль­нюю», радиостанцию вопит, чтобы на хер взры­вали завод срочно, что уже через полчаса доложит полковнику Виноградову о том, что практикант Тарасенко успешно справился с по­ставленной перед ним боевой задачей.

— Россия превыше всего, товарищ капи­тан!

— Не связывайся со мной до тех пор, пока не взорвешь завод.

— Так точно!

Я рад. Мне, наверное, поставят пять за прак­тику и при выходе из училища наверняка дадут звание — хоть немного, но повыше, чем всем остальным!

11.— Рвите все здесь на хер! — кричу я.— Быстро!

Несмотря на то, что рация у Магая села, он мне сообщает, что находится под «мощным, видимо, артиллеристским, обстрелом».

Они въехали на территорию завода, когда мы оттуда уже давно ушли. Мы взорвали за­вод.

Так я убил Леху Магая.

1 2. Теперь-то они смогли прислать сюда вер­толеты, несмотря на то, что раньше говорили о том, что после сбитого медицинского вертоле­та на нашу маленькую базу можно добираться только по земле. Капитан Жучков в присутствии полковника Виноградова сравнивает меня с землей:

— Как ты недоглядел? Как ты за всем не проследил? Почему не убедился во всем сам? Подавал такие надежды, мы уже тебя с абсо­лютно положительной характеристикой соби­рались в Москву отправить, а тыыыы!!!

— Эх,— тихо так поддержал его Виногра­дов, говоря так, как будто они с Жучковым об­суждают меня, но я при этом не присутствую,— жалко парня. Теперь трибунал. И... Десять лет при самом наилучшем раскладе.

На мое счастье, под обломками взорван­ного завода погиб лишь один Магай: он ехал на броне, а не под броней, как все осталь­ные члены его группы. Мы извлекли несчаст­ных десантников из их бронемашины: они были оглушены, контужены, но, слава богу, живы. Магай же под обломками плит пере­крытия завода превратился в некое подобие тряпки. Нечто бескостное. Думаю... как ме­шок с говном.

Десять дней до окончания практики. Я так вляпался. Специальный вертолет для заклю­ченных забирает меня. Военно-транспортный самолет для заключенных (на иллюминато­рах — чтобы вы думали? — решетки). Три часа — и Москва. Свою практику я закончил досрочно.

— На мое удивление, меня поместили не в осо­бой военной тюрьме, но в той самой, расстрель- ной. А как я ее хорошо знал некогда! Камера два на два, сортир и раковина — на одного. С опреде­ленных пор в России в тюрьме комфортно.

Почему я именно здесь, в этой тюрьме?

Мой военный офицер-адвокат говорит мне, что дело крайне сложное, но можно выкрутить­ся и не получить вышку. Вышку я уже и так не получу. То есть высшее образование, ни воен­ное, ни гражданское.

— Почему я именно здесь, в этой тюрьме? Я ее хорошо знаю, она расстрельная! Адвокат говорит, что не знает. Судя по его виду, врет.

— А трибунал это три пердуна-полковника, которые спешат тебя отправить на эшафот — и пойти чайку попить. Почифирить, благо, что квасить на рабочем месте запрещено строжай­ше уже как лет пятнадцать.

Есть такой юридический приемчик, когда вви­ду военной секретности дела тебя могут лишить адвоката. Это-то и применили ко мне. За не­сколько часов до начала заседания, (оворят, что это для того, чтобы никто лишний не узнал сек­ретного дела, исполняемого подсудимым, а так же для большей ясности изложения сути дела подсудимым. Раньше я думал, что это справед­ливо. Но я слишком положился на адвоката. О! Все знают, чем кончаются такие дела. Судьи от­правляются на совещание.

— Встать, суд идет!

Один из полковников как-то радостно и, ка­жется, по-светлому так улыбается. Мне даже, показалось, что он мне подмигнул.

А я вчера читал газету о том, что наши выса­дились в Северной Африке!

Ввиду того-сего, пятого-десятого...

А еще наши готовятся атаковать Британию..

В связи с особой тяжестью и туда, и сюда...

В Нормандии партизанское движение хе- реет с каждым днем.

Вы приговариваетесь...

15. Полковник — садист. Почему он так ухмы­лялся, так по-доброму мне улыбался и даже, как мне казалось, подмигнул мне, когда знал, что меня расстреляют?

Я пишу последние письма родным и друзь­ям. Только потом я узнал, что с ними (с пись­мами) произошло.

2 Черный крест

— Нет, спасибо, я отказываюсь от того, что­бы мне завязали глаза.

Я просто буду смотреть туда, где свет. В нап­равлении, как мне покажется, курсанта, кото­рый будет расстреливать меня. Позволяю при­ковать меня к стене. Наручники, а на ногах уже не как при нас — тоже наручники,— но более удобные наножники.

Входит курсант. Вижу-вижу... а не староват ли парниша для курсанта? Чего-то там бормо­чет, докладывает. Целится в меня.