Читаем Черный квадрат. Стихи. Голоса в диалоге. Пьеса полностью

От центра русского ядра – существования –

Далеки от фронта. Кругом я вижу тьму врагов.


Мы воюем с немецким фашизмом,

Но сюда сослали также

Поволжских немцев, которые в России

Со времён Екатерины – с XVIII века,

Поднять урожай российских


Сельских хозяйств.

Эти люди жили среди нас так долго!

Почему вдруг оказались врагами?

Моя детская задача!

Вот, например, моя школьная подруга


С нерусским именем Нора.

И она немка – Элеонора!

О! С красивыми вражескими ногами

И светлыми кудрями!

Её спортивно-привлекательное тело!


Это тело врага?

Школьные парни-хулиганы ее ненавидят,

Считая врагом. Они её дразнят и часто бьют.

Она никогда не плачет!

Её мать работает в нашем лазарете – делает уколы!


А этим утром я видел отца Норы.

Я знаю, что он живет в ближайшем лагере.

Ему разрешено навещать свою семью.

Он бежал вдоль нашей казахской речки –

Довольно мелкой.


Песок летел в разные стороны из-под его ног,

Он бежал словно под энергичную музыку Вагнера,

Игравшую у него в голове.

Конечно, я тогда не знал Вагнера.

Но слышал, что Гитлер его любит,


Тогда на нашем старом скрипучем патефоне –

Только мелодии Чайковского.

Тем не менее, он бежит

Под ритм музыки врага. Он улыбнулся,

Посмотрев на мое удивленное лицо.


Он слишком дружелюбно улыбнулся мне.

Но от кого он тогда бежал? От Красной армии!

Но почему так бодро?

Линия фронта уже практически в Германии.

И почему он улыбался мне?


Ему велела наша общая Екатерина?

Нет! Она давно умерла, я знаю это по учёбе в школе.

Если бы не умерла, то тогда была бы с нами и вместе

С местными немцами против наших врагов.

Иду я вдоль реки к русско-казахской школе…

Экскурсия

Архитектура – это перенесенная в пространство воля эпохи.

Людвиг Мис ван дер Роэ[14]

Уже много столетий назад архитектура устала от

Тектонических напутствий – правил – диктата Гравитации –

Колонна (что по-русски столб) и балка (на которой крыша).

Первая арка – это каменная пещера или первый дикий –

Вырезанный, вынутый природой – или человеком – камень,

А затем – тщательно декоративно игриво-иерографично,

Зверино-птично, золото-кремово, скульптурно-каменно –

Это Люксор. Египет. Затем – первое гордое ионических или

Дорических колонн сооружение на побережье моря – где

Утонул Эгей! Далее – крадущаяся, сакрально вьющаяся,

Идущая на цыпочках – Готика! Или уже время – жёлто-белой

Классики с ампиром? Но я у вертикальных кружев

Эйфелевой башни. В Париже – покупаю сэндвич

За 15 франков! Затем – в Нью-Йорке – время,

Когда я могу любоваться Классическими ордерами –

Искуственно, но зато искусно наложенными на высокие

Американские фасады Чикагской Школы Луиса

Генри Салливана[15]! О! ЭЙ! Hello! Корбюзье в Москве!

После русской революции! И Башня Третьего

Интернационала Татлина[16]двадцатых прославляет

Конструктивистскую Россию! Музейная реликвия на все

Времена! О! И мы устаем от постоянного бдения –

Бессонного притяжения Земли! А в космосе – сложная

Игра галактик, миров и антимиров, формул Ньютона,

Эйнштейна! Но кто-то из нас смотрит на землю

С иронической усмешкой! «Эй! Достаточно!» «Вперёд!»

«Другое долголетие!» «Нулевой вес!» «Нет гравитации!»

И в воздухе на крыльях полёт иных домов, как в цирке!

Архитекторы приветствуют свой деконструктивизм!

Заха Хадид[17], Питер Айзенман[18], Фрэнк Гери, Рем Колхас[19].

Эвридика

O, горе,

Я убил мою Эвридику[20]

Повернул голову – взглянуть,

И мои слезы полились, как солёный дождь!

Я уже соляной столб!

Я глух,

Я нем,

Я не слышу звуки моей лютни,


O коварная Змея!

Я убью тебя своей Волшебной флейтой!


Как Орфей потерял свою Эвридику?

Играя на лире?

Читая свои стихи?

Напевая Гомера песни?

Увидев красоту Персефоны[21] в темном царстве?

Улыбаясь битве богов и чудовищ?

Наблюдая полет ангелов?

Осень

Осень падающих листьев,

Осень нашего в упадке духа

Или нашей долгой и усталой летней жизни!

O! Осень кажется нам сном,

Вынужденным касаться горьких воспоминаний,

Серо-цветной дождь желто-коричневых листьев –

Промозгло-холодый-колючий дождь

Нашего биофизического сезона года

Для размышления о прошлом,

Музеев миллионы с изображениями неповторимой осени!

О состоянии полу-умершей погасившей цвет природы,

Не закрывай глаза, чтобы увидеть текущий ручеёк

По стеклу окна.

И унесенный ветром лист летит –

Чтобы встретить другой в полёте лист –

Догоняя друга методично, разрывая тёплое от гниения

Лиственное одеяло, которое укрыло землю

Под сенью утешения густого плотного тумана Тернера[22].

Живая, яркая мгла над его морем-океаном –

Медленно движутся, ползут невидимые облака,

Или нам ближе тоска грустных обвисших лиц

Эль Греко[23]? Это осень! Ярко-серебристая тоска!

Скульптурные томящиеся осенние овалы,

Рождённые в солнечной пляшущей Испании?

Почему овалы так печальны? Случайная любовь

Дала им жизнь? Но ОСЕНЬ! Всё покрыто осенним

Урожаем на полотнах реалистов,

Всё – как на самом деле!

Судьба

(судьба Анны Карениной)

…смерть человека вызывает какое-то отупение…

Густав Флобер «Мадам Бовари»

O парадокс! Так ясно!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное