Черный лис. Том 3

Поднимаюсь, голова слегка кружится от потери крови, но ноги всё ещё двигаются ровно, не спотыкаясь.

Слышу за спиной шумное жаркое дыхание, делаю шаг… Нагината, словно во сне, пролетает вдоль груди, вспоров верхний слой шелка на поясе.

А ведь он действительно теряет контроль, — думаю я, уклоняясь от серии мощных, но беспорядочных ударов.

Глаза Сётоку наливаются кровью — словно капли, брызгающие при движении из моей руки, попадают ему в зрачки…

У самого принца грудь тоже окрашена в красный, пояс спереди промок и потемнел. Но видно, что рана неглубокая, рассечены лишь верхние покровы кожи.

Когда я уклоняюсь в очередной раз — едва устояв на ногах, — Сётоку теряет контроль окончательно, и выставив нагинату, как копьё, бежит напролом.

Топот сотрясает дохё, принц Фудзивара ломится, как носорог, и я легко ухожу из области поражения. А потом, повинуясь мимолётному порыву, даю ему пинка под зад…

Удар не столь сильный, сколько унизительный. Сётоку его почти не чувствует, но притормозив у кромки круга, замирает ко мне спиной.

Тут же разворачивается, и наклонив голову и растопырив руки — древко нагинаты зажато в кулаке, на отлёте, — идёт на меня.

Больше он медлить не станет. Время игр закончилось.

Принц полон решимости. Мой пинок, вместо того, чтобы вывести из себя, привёл его в разум.

Теперь Сётоку похож на расчётливого хищника, почуявшего добычу. Он весь блестит, покрытый плёнкой скользкого пота, и источает почти удушающий смрад.

Когда я уклоняюсь от его смертоносных объятий, он отбрасывает нагинату, и ловко присев, делает мне подсечку.

Я падаю на спину, и он наваливается сверху всей тушей, погребая меня под горами потной и горячей плоти…

Животом Сётоку выдавливает воздух у меня из груди, руки его обхватывают мою шею, ноги наши перепутываются, и ткань брюк спелёнывает их в единый кокон.

Мне конец.

Рёбра трещат, воздуха не осталось, перед глазами плывут яркие пятна… Голова откинута назад и в сторону — последним усилием я отворачиваюсь, чтобы не видеть злобных и торжествующих глаз Сётоку, чтобы не чувствовать его смрадного дыхания.

И в этот последний миг глаза мои натыкаются на другой взгляд. Жгучий, яростный, полный надежды.

Лицо Любавы словно растёт, приближается, и вот оно заполняет всё пространство передо мной. Губы её шевелятся. И я улавливаю одно и тоже повторяющееся слово:

— ВСТАВАЙ, ВСТАВАЙ, ВСТАВАЙ…

И я повинуюсь этому беззвучному шепоту, как набат, стучащему в моей голове. Ему нельзя не повиноваться. Он словно бы верёвками опутывает моё тело, и выдёргивает его из-под потной и скользкой туши.

А дальше моя рука с зажатым в ней танто действует самостоятельно.

Она поднимается… И опускается, целя в спину Сётоку, точно под лопатку. Но в последний миг, когда — я это почувствовал — остриё должно пронзить его большое сердце, кисть руки отклоняет лезвие, и оно проходит вскользь, оставляя глубокий, но почти неопасный разрез.

В тот момент, когда я вытаскиваю танто, туша Сётоку содрогается. Он пытается подняться, привстаёт на руках… И с грохотом обрушивается на пол.

Из отверстия в спине, совсем небольшого, не шире трёх сантиметров, выползает чёрная струйка крови.

Миг я стою над ним, слушая, как бьётся в груди собственное сердце, а потом делаю шаг назад. Обвожу взглядом толпу…

Хатамото стоят неподвижно. Мне кажется, взгляды гвардейцев прикованы к телу поверженного господина. Но за деревянными масками шлемов не видно, куда они смотрят на самом деле.

Остальные глядят только на меня. Чиновники, слуги, охранники в чёрной форме — все они таращатся на меня во все глаза. И читается в них… Восхищение? Нет. Освобождение. И недоверие: не будет ли этот ещё хуже того, другого?..

— Чистая победа!

На дохё поднимается хранитель Окигава. Старик устал. Его поддерживают двое чиновников помоложе, в синих халатах и с белыми шариками на круглых, как таблетки, шапках.

В руках господин Окигава держит небольшой жезл с пушистым навершьем из конского волоса.

— Победитель награждается почётной мухобойкой и яблоком! — провозглашает хранитель, и неожиданно шлёпает меня по плечу своим жезлом. А потом с поклоном протягивает на ладонях шарообразный предмет, отдалённо похожий на яблоко. Только выполнен он из драгоценного нефрита, прозрачного, как слеза, во всех подробностях: в сердцевине даже видны тёмные каплевидные косточки…

Один из младших чиновников почтительно отпускает локоть хранителя, и разворачивает длинный свиток. А потом громко объявляет:

— Победителем в Испытании Крови становится принц Антоку! Теперь он может заявить право на Нефритовый престол.

— НЕ БЫВАТЬ ЭТОМУ! — крик несётся откуда-то сбоку, с той стороны, где лежит поверженный принц.

Я вижу краем глаза, как к нему бегут слуги с носилками, но он уже поднимается сам. В руках принц сжимает какой-то предмет. Это не оружие, на вид предмет совершенно безобиден. Что-то маленькое, похожее на бархатный мешочек.

Я чувствую, как от этого мешочка начинает распространяться чёрная, почти ощутимая волна, и забыв все предостережения Любавы, инстинктивно тянусь к Эфиру.