Черный лис. Том 3

Тушу Сётоку, вместе с мешочком, и не успевшей никого задеть волной, накрывает прозрачный купол силового поля.

Чёрный дым всасывается в стенки купола, и через минуту тот становится прозрачным, демонстрируя принца, живого, сидящего на полу, и впечатывающего свои пудовые кулаки в дохё — за неимением другого противника.

Сётоку в бешенстве. По толстым щекам его текут злые бессильные слёзы.

…Амулет, — раздавался шепот со всех сторон. — Он использовал амулет с Осколком…

Я удивлённо смотрю на принца. Как настоящий Фудзивара, он должен быть сэнсэем, адептом одной из таттв. Зачем ему понадобилось прятать в складках пояса амулет? Обычно ими пользуются лишь простецы…

И тут паззл сложился.

Так вот почему он выступал против магии! Ратовал за наращивание военной мощи, за ликвидацию Артефактов…

Принц Сётоку был простецом.

Эфир ему не подчинялся. Эта ущербность тщательно скрывалась, никто в целом мире не знал, что он — не сэнсэй. Вероятно, принц всегда носил при себе один или даже несколько Осколков — их аура сбивала с толку других сэнсэев, не позволяя уличить его во лжи.

И он мог и дальше дурить народ, если бы не поединок. Не бешенство, не чувство непомерной гордыни — он хотел сокрушить меня во что бы то ни стало, даже нечестным методом, даже после того, как бой официально завершился.

Вероятно, именно по этой причине Сётоку и превратился в садиста: ощущая свою ущербность, он полюбил причинять боль другим.

Мне стало его жаль. Родиться первым, иметь все привилегии, всё, что захочется — кроме того, что действительно нужно… Вот почему он ненавидел своего брата, Константина: тот был сэнсэем.

Махнув рукой, я убрал поле.

Тайна выплыла на поверхность. Тиран больше никому не страшен.

Как только Сётоку понял, что силовое поле исчезло, он поднялся на ноги и коротко рявкнул:

— Хатамото! Убить всех, кто находится в зале.

По рядам гвардейцев промчался сухой деревянный шелест. Копья взлетели в приветственном салюте.

Зато остальные участники представления не на шутку перепугались. Люди в панике ломанулись подальше от дохё, к дверям. Но двери были заперты. Тяжелый засов перекрывал путь к свободе, и охраняли его несколько вооруженных стражников.

— Ну! Чего вы ждёте?.. — ярился Сётоку. — Перережьте глотки всем, кто здесь есть! Нам не нужны свидетели!

И вдруг сквозь гул и вопли испуганных людей послышались громкие хлопки в ладоши. Они приближались, и вот к краю дохё подошла Любава…

Старичок Окигава, просветлев лицом, сделал пару шагов к девушке, но она сама, ловко вскочив на помост, подошла к нам и встала в центре.

— Прекрасно! — обращалась она к Сётоку. — Продолжай в том же духе, принц Фудзивара. Рой себе яму, из которой не сможешь выбраться.

Сётоку наклонил лобастую голову и тяжело посмотрел на Любаву.

— Если я и рою яму, то для тебя и для твоего дружка. А также для всех этих никчёмных людишек.

— Негодяи не любят оставлять свидетелей своего провала, — кивнула Любава. — Вот только на этот раз тебе не ограничиться стенами этого зала. Всё запущено гораздо круче.

— Что ты несёшь? — Сётоку сделал пару шагов к Любаве, но передумал и остановился на безопасном отдалении. — Здесь, кроме нас, никого нет, — он обвёл рукой зал. — Никто не выйдет отсюда живым, кроме меня и преданных мне гвардейцев. А историю пишут не победители. Историю пишут ТЕ, КТО ОСТАЛСЯ В ЖИВЫХ!

Но Любава, не моргнув глазом, кивнула одному из чиновников с синим шариком, и тот, обойдя Сётоку по широкой дуге, взобрался на подиум и протянул Любаве планшет. На экране шла какая-то трансляция.

Девушка улыбнулась, повернула планшет экраном наружу и подняла его высоко над головой.

На экране мелькнула моя удивлённая физиономия. Да, уши действительно не торчали… Чёрт, что только не лезет в голову!

Потом я увидел господина Окигаву, мелькнули деревянные рогатые шлемы, а затем, на весь экран — разъярённое лицо Сётоку.

— Что это значит? — спросил он.

— Я включила трансляцию, — громко объявила Любава. — Прямой эфир из дворца. Бой века. Антоку против Фудзивара.

И наконец-то в глазах принца появилось понимание.

Глава 24

Глаза Сётоку налились ненавистью.

— Ты… — шея его побагровела, по цвету она ничем не отличалась от подсохшей кровавой полоски на груди. Он сделал шаг к Любаве, поднимая руки со скрюченными пальцами, словно собирался задушить девушку.

И тут произошло странное.

Несколько хатамото, гвардейцев в глухих шлемах и деревянных доспехах, вскочили на помост и встали рядом с принцем.

Сначала я решил, что они пришли на помощь господину, но буквально в следующий миг осознал: хатамото взяли Сётоко под стражу.

Они преграждали ему путь к Любаве, ко мне и к хранителю Окигаве.

— Так-то лучше, — старичок благосклонно кивнул гвардейцам, серебряный шарик на его шапочке качнулся, издав мелодичный звон. — Полагаю, принц Сётоку не отвечает за свои действия. Поражение повлияло на него больше, чем следовало ожидать от такого большого и сильного воина, — он скорбно покивал, поджав губы. — Отведите принца в его покои, заприте там и поставьте стражу.

Хатамото подчинились.