В этом доме кофе мама варила сама, вручную. Это было такое священнодействие. Кофе в зернах любовно выбирался, слегка поджаривался на чугунной сковороде, после чего…
Телефон снова затрезвонил. На этот раз в трубке раздался встревоженный голос Луши.
– Шеф? Вы почему не откликаетесь? С вами все в порядке? Я уже....
– Погоди, как не откликаюсь, вот же мы разговариваем. А, ты на мобильный, верно, пыталась, так я в самолете выключил и забыл. Я же только что вошел. Ну, почти. Да ты сама вздрюченная… Стряслось там у нас чего? Ты где?
– Я? В Питере. Вернулась из Норильска. И… Где мне еще быть. Про Ларису сведения собирала. Ну, вы же сами в командировку послали, а теперь…
– Что ты обижаешься, я просто не включился еще. Я тут… воспоминания детства, понимаешь… У мамы я. И… ну ладно. Ты толком говори. Ты устроилась?
– Да, знаете, здесь празднества всякие. С гостиницей сначала было сложно, чтобы не ездить очень уж далеко. Но я интересную нашла! В обычном доме – два этажа купили и переделали. Все крошечное. Но прямо около Московского вокзала. Шеф? Вы меня слышите?
– Луш, есть хочется. Давай по делу. А потом с удовольствием поделимся впечатлениями. Я там сам давно не был. Так, что?
– Вы знаете… – она помолчала, – новости есть. Довольно много. Даже на удивление. Я в Питере была всего неделю, хоть вы не помните…– она снова помолчала и обиженно засопела.
– Ну Луш, ну прости!
Луша вздохнула. Стало слышно, как она завозилась и зашелестела страницами.
– Я вам немножко расскажу. И если хотите, перешлю отсканированные материалы.
– Но… Тебя что-то беспокоит?
– Ох, понимаете, человека нет. Такая смерть. На свадьбе. Невеста на глазах жениха и друзей… И дочь у нее осталась. Нет, от другого. Тут надо еще
выяснить, кстати, про отца. Но дело в том, что эта молодая женщина… которую так хочется пожалеть… ну, от души пожалеть… Луша собиралась с силами. А тем временем ее старший друг и начальник начал понимать, в чем проблема. Он знал ее, свою удивительную единственную в своем роде маленькую верную соратницу. Она была неисправимо хороший, сердечный человек! А потому о молодой красивой безвременно погибшей дочери Чингиза ей хотелось бы разузнать одно хорошее. К тому же, как известно, о мертвых – хорошо или ничего, но это никак не вязалось с их работой.
– Слушай, Дюймовочка ты моя, не мучайся! Хочешь, я начну? Я из первого доклада хорошо понял, что Лариса, пожалуй, не попадет сразу в рай. Ей придется сначала в чистилище обождать и ты знаешь, почему. Так не она одна! Я, к примеру, даже и не надеюсь…
Петр почувствовал, что она улыбается.
– Я в Норильске дневник ее матери раздобыла. А потом мне еще обещали… Но об этом позже. А сейчас я вам в телеграфном стиле, как ваша мама говорит. Коротко. Только самое основное. Подробности – письмом. Мама… Мама его еще помнила телеграммы. Срочные сообщения передавали раньше телеграфом. Белые бумажки с наклеенными полосками отпечатанных слов почтальон приносил домой. Это стоило денег. И люди старались быть лаконичными. Позже их стали читать по телефону. Луша, та, верно, не видела такого даже в кино.
– Согласен. Приступай. Что она натворила?
И Луше рассказала, как много лет назад смазливая молодая медсестра, работавшая в военном госпитале, отправилась на юг отдыхать. Ее военная часть была расположена около Норильска, там платили по северному хорошо. В отпуске можно ни в чем себе не отказывать. И две подружки выбрали на этот раз Сочи. Одна – Женя лаборантка, возившаяся с анализами, долговязая застенчивая девица в джинсах и спортивной маечке боялась всего и вся. Она беспрекословно слушалась вторую – Жанну, яркую блондинку, развязную дерзкую оторву, в которой все было с такой же, купленной на медные деньги претензией, как ее имя и сладкие цветочные духи.
Жанна – девушка «фигуристая», по словам сестры хозяйки, с крутыми бедрам и пышной грудью, носила юбки, короче на ладонь, чем следовало и блузки без лифчика. Карминные губы, подведенные брови, взбитые кудри, высветленные перекисью почти до белизны…
Жанна говорила низким голосом, слегка растягивая слова и глядя прямо на собеседника круглыми нагловатыми глазами с зеленой кошачьей искоркой. У нее было много знакомых и каких-то дальних родственников по белу свету. И всем Жанна умела угодить. В то время, когда просто так купить и заказать то, что нужно, было нередко, просто невозможно, она не только жила удобнее других, но чувствовала себя человеком значительным и важным. Немножко даже загадочным. А это очень интересно!
В гостинице «Приморская» у нее работала тетя Клава – десятая вода на киселе. Персонал заискивал перед теткой, хорошим парикмахером. К ней и гостиничное начальство ласкалось, когда регулярно являлось «на прическу». Но она и без того была на хорошем счету.