– И вот еще что. Не знаю, как у тебя пойдут дела. Надеюсь, что удачно, конечно… Но если вдруг тебе придется трудно и ты не будешь знать, что делать, всегда говори: «Я выросла в лоне святой кроменической церкви и получила воспитание в монастыре». Запомнила?
Лоретта кивнула.
– Повтори.
Лоретта повторила.
– Повтори еще раз.
Лоретта повторила еще и еще – всего в общей сложности раз десять, пока Ансельм не убедился, что фраза отскакивает у нее от зубов. После чего Ансельм расцеловал Лоретту в щеки и убежал: ради прощания с нею он слинял с Бдения и должен был неминуемо огрести епитимью; но не поэтому прятал Ансельм от Лоретты лицо и не поэтому торопился бегом обратно.
Лоретта зашагала навстречу заре.
Информация, добытая Ансельмом путем расспросов жителей Колоброде и окрестностей, гласила, что четырнадцать лет назад незаконнорожденным ребенком разрешилась не кто иная, как Роза, дочка фермера Йона. Вскоре после рождения дочери опозоренная девица исчезла из Колоброде, и о том, куда она направилась, родня молчала как воды в рот набрав, однако душевно побеседовав с одной из ближайших Розиных подруг, Ансельм выяснил, что Розочка пустилась искать счастья в Шмельхен.
Стоит ли говорить, что Лоретта, направившая свои стопы на поиски матери, пренебрегла каждым из добрых и разумных Ансельмовых советов.
Во-первых, платье она себе не купила. Денег у нее было в обрез, на еду только (убегала Лоретта второпях и уж что добыла то добыла, одну мелочь), так что и никаким обозам и купцам Лоретта платить не стала. На лихих людей в лесах она также легкомысленно наплевала. Поэтому то, что все ее пешее путешествие до Шмельхена прошло без эксцессов и приключений, мы можем списать лишь на непостижимую милость Божью. Лоретта не пряталась и никуда не спешила. Впервые в жизни предоставленная самой себе, она прогулочным шагом шествовала по дороге, извивающейся средь полей и лесов, лишь иногда уточняя направление у крестьян или встречных путников. Покупать еду ей не приходилось: люди сами давали ей кто сыра и хлеба, кто молока, и лишь спрашивали, почему такая юная девица ходит в одежде служителей Бога. Лоретта отвечала, что одежду дали ей монахи, а ищет она свою мать, и люди сочувствовали ей и желали успеха. Один священник сурово заметил Лоретте, что не следует девице носить мужское платье, пусть даже это ряса монаха. Лоретта в ответ спросила, не хочет ли этот достойный служитель церкви стать ее покровителем или по крайней мере дать ей денег на подобающий наряд, и священник с ворчанием отвалил.
Пока Лоретта собирает ежевику в сосновой роще и готовится устроиться на ночлег под гостеприимной елью, посмотрим, что стало с обесчещенной бедняжкой, ее матерью, и где она теперь.
Опроставшись, Лореттина мать решила начать с чистого листа и отправилась туда, где ее никто не знал – в большой город Шмельхен.
Поскольку все в округе знали о позоре Розочки, Йон собрался с духом и решился сделать то, о чем даже и не помышлял, а именно – отправить дочь к родственникам. В Шмельхене жил его брат, колбасных дел мастер, с которым отец Лоретты рассорился еще в юности. Но уж как случилось так случилось: в Колоброде Розочку определенно ничего хорошего не ждало, а в городе, где о ее позоре ничего не слышали, у нее еще были шансы устроиться. Задиравший нос перед своим братом, дядя Розы тем не менее тепло принял племянницу, а ее симпатичная мордашка и аппетитные формы сослужили службу всей семье: меньше чем через год после прибытия в Шмельхен Роза вышла замуж за доброго человека, колбасника по профессии и мясника по призванию, господина Клопса. К тому моменту, как Лоретта покинула монастырь, у них был приличный домик, трое выживших из десяти родившихся детей, да и вообще дела обстояли неплохо. Во многом благодаря тому, что Роза вовремя сообразила симулировать девственность, подсунув в нужный момент в нужное место рыбий пузырь с утиной кровью, так что по сю пору муж Розы был убежден, что взял в супруги девицу чистую и невинную.
В тот добрый погожий вечер, когда Лоретта наконец прибыла в Шмельхен, вся семья собралась за столом. На ужин были поданы кровяная колбаса, источающие горячий жир бараньи сардельки, тушеная капуста и пшеничный хлеб. На одном конце стола сидел сам господин Клопс, другой занимала госпожа Роза. Между ними помещались дети, все, в господина Клопса, светлоголовые и серьезные, в госпожу Розу – голубоглазые и плотненькие. Маленький Хру украдкой под столом подсчитывал накопленные монетки, а его старшие сестры Мусси и Тусси дубасили друг друга по голове и таскали за косы с достойным лучшего применения упорством, пока их не разлучила крепкая материнская рука. Семейство склонилось над столом, чтобы прочесть молитву, и тут… «Та-та-та-там!» – раздался стук в дверь.
– Пойди, мать, погляди, – сказал господин Клопс. Ему не терпелось приступить к бараньим сарделькам. – Если это опять дура Клотильда за солью, не давай.