Черный список

Я собрался было расхохотаться, как полагалось по сценарию, но наткнулся на холодный взгляд Татьяны и осекся. Она не понимала моего замысла, и мое поведение казалось ей дурацким и пошлым. Протянув руку через стол, я взял Танины пальцы и поднес к губам, преданно глядя ей в глаза. Ее лицо смягчилось, губы дрогнули в чуть заметной улыбке. Я точно знал, что в густой бархатной темноте южной ночи, всего в нескольких метрах от нас кто-то стоит и внимательно слушает каждое произнесенное нами слово, поэтому не сказал больше ничего, только поцеловал нежные прохладные пальцы женщины, на которой собирался жениться.

Без нескольких минут двенадцать Татьяна спустилась из своей комнаты в широкой свободной юбке и тонком нежно-сиреневом свитере, и мы отправились гулять, помахав рукой Ирочке и Юре Мазаеву.

— Ты обиделась? — робко спросил я Таню, крепче прижимая к себе ее теплый округлый локоть.

— Нет. Но я не люблю, когда меня держат за «болвана», особенно если мои карты вполне позволяют вистовать.

— Ты играешь в преферанс? — удивился я. — Откуда такая терминология?

— Дима, но я же следователь, — усмехнулась она, — а не базарная торговка. Я не гоню самогон, но знаю, как это делается. Точно так же, как знаю технологию хищений в химической промышленности, хотя по профессии я не химик и не вор.

— Сейчас проверим, — весело сказал я. — Я пришел к уголовнику Жорику и велел ему узнать, у кого есть аппаратура для ночной съемки. Шесть пик.

— Ты хотел найти человека, который нас с тобой щелкнул во время непристойного прелюбодеяния в саду. Шесть треф.

— Я пришел к уголовнику Жорику. Шесть треф здесь.

— Ты хотел поставить в известность о своих намерениях местную уголовную среду. Шесть бубен.

— Я нашел человека, у которого такая аппаратура есть, и выяснил, что его младший братишка-балбес кому-то ее одалживал за приличные деньги. Шесть червей.

— Ты проинформировал о своих намерениях среду полукриминальных малолеток. Шесть без козыря.

— По дороге домой я понял, что за мной кто-то тащится. Семь пик.

— И ты предложил нам пойти погулять, чтобы выманить его за собой. Семь треф.

— Я не просто предложил вам пойти погулять. Семь треф здесь.

— Ты предложил мне пойти с тобой. Ты хочешь, чтобы Юра Мазаев тебя прикрыл. Семь бубен. Сдавайся, Стасов. У тебя красные масти слабые, а на восемь треф ты не потянешь.

Я рассмеялся и крепко прижал Татьяну к себе.

— Таня, а если я сделаю тебе предложение, ты его примешь?

— Какое предложение?

— Брачное.

От неожиданности она споткнулась.

— Ты с ума сошел, Дима. Мы знакомы всего неделю. Откуда такие бредовые мысли?

— Так что, ты мне отказываешь, что ли?

— А ты согласишься переехать в Питер?

— Запросто.

— А как же Лиля? Ведь если ты уедешь из Москвы, ты будешь видеть ее совсем редко.

— Тогда я заберу тебя в Москву.

— Да ну? В коробку упакуешь и отправишь в грузовом вагоне?

— Опять не годится? Тогда я заберу Лилю в Питер. Так пойдет?

— А как твоя Маргарита к этому отнесется?

— Плохо, конечно, — вздохнул я. — Но, в конце концов, нет неразрешимых проблем, есть неприятные решения. Я что-нибудь придумаю.

— Ну, думай, думай. Когда придумаешь, тогда и вернемся к этому разговору.

Перебрасываясь ничего не значащими фразами, мы дошли до моря. Здесь был не городской пляж, а просто прибрежная полоса рядом с железной дорогой. Сегодня я уже был в этом месте, осматривался и прикидывал, к какому месту лучше всего «подтащить» хвост, буде он появится, чтобы на него удобно было напасть сзади. Такое место я присмотрел и теперь целенаправленно вел туда Татьяну.

Достигнув заранее намеченной точки, я остановился, обнял Таню и тихонько сказал ей на ухо:

— А теперь давай разговаривать какие-нибудь глупые разговоры. С виду должно быть похоже, что мы обсуждаем что-то очень серьезное, но ни одного слова не разобрать. Если здесь есть кто-то третий, он должен все внимание переключить на нас с тобой.

— И о чем будем говорить?

— Да без разницы. Хочешь — читай стихи наизусть. Или прозу.

— Ладно. Домовой, страдающий зубной болью, — начала Татьяна. — Не кажется ли это клеветой на существо, к услугам которого столько ведьм и колдунов, что можно безнаказанно поедать сахар целыми бочками?

— Что это? — удивился я.

— Александр Грин, «Словоохотливый домовой». Мне продолжать или ты хочешь что-нибудь другое?

— Нет-нет, другое не надо. Продолжай, пожалуйста, — попросил я заинтригованно. Затеять оперативную комбинацию, стоять в первом часу ночи на пустынном морском берегу, знать, что тебе в затылок дышит невидимый враг, и при этом слушать сказку про домового — в этом что-то было.

— Но это так, это быль, — снова заговорила Татьяна мягким ласковым голосом. — Маленький грустный домовой сидел у холодной плиты, давно забывшей огонь. Мерно покачивая нечесаной головой, держался он за обвязанную щеку, стонал жалобно, как ребенок, и в его мутных красных глазах билось страдание. Шел дождь. Я зашел в этот заброшенный дом, чтобы переждать непогоду, и увидел его, забывшего, что надо исчезнуть…