Черный список

Слоун, Грейс и Арди в свое время наняли Хелен Йе. Раньше она работала в фирме «Скотт, Вассерштейн и Маккенна». На самом деле Слоун попросила об одолжении. Год назад Слоун устроила сына Хелен в интернатуру в «Джексон Броквелл», а теперь он начинал учебу в Юридической школе Университета Пенсильвании. С самого начала Хелен согласилась работать от результата, и это означало, что в случае успешного завершения дела она забирает себе сорок процентов. Им не требовалось платить ни цента вперед, хотя очень быстро стало ясно, что они не выиграют и десяти центов. И Хелен, вероятно, начинала задаваться вопросом, стоит ли того юридическое образование ее сына…

Стратегия же компании «Трувив», как оказалось, заключается в систематическом урезании доверия к женщинам. В основном это касалось Слоун. И еще компания стремилась повернуть дело так, чтобы обратить претензии истцов против них самих. Обозначить максимально четкую связь упомянутого списка с судебным иском и со смертью Эймса. Тянулись долгие часы, подчеркиваемые едва теплым кофе, и все это время Слоун вынуждена была обращать внимание на каждое произносимое слово. Во второй половине дня сделали перерыв, и Слоун, Арди и Грейс поспешно удалились в один из ближайших салат-баров. Во время таких перерыв Слоун пыталась укрепить свой моральный дух. Она еще раз пробежалась по вопросам: прошлый роман не так важен, записка Грейс написана под давлением, что могло рассматриваться как очко в их пользу. Они были ответственными и опытными сотрудниками компании, лояльности которых можно только позавидовать.

Но легче все равно не становилось. Да и настрой Слоун говорил сам за себя. Она до сих пор не могла прийти в себя после того, как узнала, что на нее жаловалась Арди. Разве на Слоун кто-нибудь жаловался? Она волновалась. Еще и потому, что ее мог бросить Дерек. (Что он делал все то время в спальне для гостей?) Она волновалась, что потеряет свою работу…

И все-таки.

– Как они могут утверждать, что мы склонили Эймса к суициду? – проворчала Слоун, перемешивая фиолетовые салатные листья и кусочки козьего сыра.

Потом разговор переключился на Кэтрин.

Глава 44

27 апреля

Грейс выписала няне чек, когда возвратилась домой после третьего дня дознания. Свою няню, Хульету, она нашла через волонтерскую организацию, которая помогала в поиске работы женщинам-иммигранткам. Хульета была примерно такого же возраста, как и Грейс. У нее было двое детей и сносный уровень владения английским. Хотя вряд ли Грейс могла судить об этом, поскольку ни разу не слышала, чтобы Хульета когда-нибудь говорила по-испански. Выписывая сумму, которую она задолжала за неделю, Грейс почувствовала привычный приступ вины. Предполагалось, что женщинам вроде нее хочется уделять больше времени своим материнским обязанностям, а таким, как Хульета, – больше денег. И примерно из тех же соображений. Эти отношения казались более симбиотическими, чем на самом деле…

Хульета ушла, и, пока Лайам не вернулся с работы, в доме царила тишина. Эмма Кейт лежала на спине и, дергая ножками, разглядывала потолочный вентилятор. Телевизор был выключен, потому что Грейс заставила Хульету подписать документ, который подруги Грейс называли «контрактом няни». По-видимому, это абсолютно необходимо, если только вы не хотите, чтобы, пока находитесь на работе, нянька плавила мозг вашего дитя телевизионными волнами или запихивала в его беззубый ротик печенье. У Грейс в доме было четыре видеокамеры стоимостью почти двести долларов каждая, а также месячная подписка, которая позволяла ей ежедневно просматривать записи, чтобы убедиться, что Хульета не тискала ее дочь и не целовала ее ротик. Правда, Грейс ни разу не проверяла записи. Раз уж на то пошло, она верила, что Хульета выполняет все требования: включает классическую музыку не менее чем на пятнадцать минут в день, читает книжку перед тем, как уложить ребенка спать, никогда не подогревает грудное молоко в микроволновой печи, стерилизует бутылки, планирует не менее двух часов для того, чтобы укладывать девочку на животик, показывает ей черно-белые картинки.

Грейс по-прежнему считала себя ужасной матерью…

Она опустилась на диван и сразу же включила телевизор. Эмма Кейт наклонила головку, ее глазки ловили мелькающие на экране образы, а Грейс мысленно процитировала важную мысль из брошюры доктора Танаки: Никакого телевизора до двух часов!

Если б кто-нибудь спросил, она соврала бы.

Что, если мы скучаем по прежней жизни? Лайам спросил об этом, когда Грейс была на пятом месяце. Она никак не думала, что станет скучать по вечерним прогулкам по окрестностям, по той сладостной свободе, которую они ей давали. «Что, если я люблю свою работу так же, как своего ребенка?» – должна была она спросить тогда.