«Наверно, нелегкая судьба забросила этого старика на берег моря,- думал учитель.- А может быть, просто привык он к этой глухомани. Здесь похоронил свою старуху, отсюда ушла на фронт и не вернулась его единственная дочь. Да!.. И такое же горе пришлось пережить Кузьме Егоровичу. Приехав на Байкал, этот смелый человек навсегда остался тут…»
Свежий ветерок и прохлада постепенно сделали свое дело. Учитель уснул.
И вот опять приснился ему тот мучительный, страшный сон, который после большого перерыва снова начал его беспокоить… Будто опять волокут его по холодному полу и звучит леденящий иезуитский смех и металлический голос… Ох, этот голос… Он режет как нож…
Георгий Николаевич проснулся в холодном поту. Что за наваждение?! Кошмарный сон прямо-таки преследует его! Уже третий раз приснился за такое короткое время… Что это за смех так неотступно следует за ним, так упрямо напоминает о себе?
Учитель поднялся. Встал. Сел. Вытер платком пот со лба. Посмотрел по сторонам. Ребят все еще нет. Около печурки хлопочет одна Баярма - варит обед. Старика не видно.
Прислушался. В избе кто-то тихо разговаривает. Кажется, Кузьма Егорович с кем-то из ребят… Но туг послышались голоса ребят из лога. Они поднимались к заимке. Следовательно, Кузьма Егорович разговаривает с Золэн Бухэ. Но ведь старик-то глухой. Наверно, понимает Горбачука по движению губ… Бывает и так…
Подошли ребята и, громко разговаривая, окружили Баярму. Девочка сняла с печки чугун с ухой. Поставив его на край стола, повернулась к Толе:
- Сходи-ка позови дедушку и Кузьму Егорыча. Обед готов…
Толя убежал. Через некоторое время в дверях избы показался Золэн Бухэ и, как показалось Георгию Николаевичу, кинул настороженный взгляд на него и на ребят. И тут же заговорил быстро и невнятно:
- Уха готово?.. Ну дык разливай, дочка, по шашка-миска…
Старик сел к столу. Георгий Николаевич машинально осмотрел его и заметил, что вместо новых тапочек из сыромятной кожи были теперь на Бухэ старые и рваные, еле державшиеся на ногах.
«Бережлив старик, бережлив,- подумал учитель.- Ну что ж, в его годы жить бобылем не сладко…»
- Пойдем куда-нибудь,- сказал Толя, когда ребята встали из-за стола.- В лес или опять на море…
- Лучше на море. Еще раз искупаемся. А то от горячей ухи я и сам вареным стал,- откликнулся упитанный Петя.
- На мо-ре, на мо-ре! - запел Жаргал.- А ты, Цыден?
- Что ж, можно,- согласился Цыден.
Но тут раздался спокойный голос Горбачука:
- А может, Цыден, на веслах за мясом махнем? А то как бы все-таки не слопали его звери. Тут напрямик по морю совсем близко. Километра два, не больше…
- Хорошо,- с готовностью отозвался Цыден.
- Эх, была бы моя моторка - мигом бы обернулись! - вспомнил Горбачук об оставленной на центральной усадьбе моторной лодке. Затем обратился к учителю:-А вы, Георгий Николаевич, как - с нами или с ребятами? Может, отдохнете просто? Все равно сегодня мы не двинемся.
- Да, да, спасибо, отдохну…- как-то рассеянно ответил учитель.- А вы езжайте, езжайте… Зачем оставлять мясо росомахам да воронам? На море полный штиль. Так что, я думаю, самое время…
Оставшись на заимке один, Георгий Николаевич подошел к старику и крикнул ему в самое ухо:
- Дядюшка Бухэ! Скажите, пожалуйста, давно вы тут живете?
Старик выпустил изо рта большую струю дыма и непонимающе уставился на учителя своими молодыми черными глазами.
Покачав головою, сказал:
- Э-эх, паря, я-то шибко глухой, совсем плохо слышать, совсем ничего не слышать. Ой, плохо, шибко плохо!..
Учитель вытащил из кармана пиджака блокнот и авторучку и написал свой вопрос на бумаге. Но старик Только зачмокал губами и махнул рукой:
- Нету, нету, я читать, писать нету, совсем шибко грамота нету. Шибко темный человек дядя Бухэ,-ах-ах-ах!.. Ой, шибко плохо!..
Тогда Георгий Николаевич решил обратиться к помощи мимики. И он принялся жестикулировать: показал рукой на избушку, затем легонько ткнул старика пальцем в грудь и, загибая один за другим пальцы рук, показал, что речь идет о счете годов. Тут старик наконец-то понял, чего от него хотят, и, ежесекундно дымя трубкой, начал неторопливо рассказывать своим слабым голосом: