Черный ветер

- Ты… Ты…- прохрипел он, задыхаясь от ярости и бешенства.- Ты… тот самый… Ты - Тоом!.. Фашист!.. Палач и убийца!.. Вот где ты мне попался!..

- Вы что?.. Вы что?.. Что с вами, Георгий Николаевич?.. Ну нельзя же так… шутить…- растерянно пробормотал Горбачук, пытаясь улыбнуться.

Но не улыбка у него получилась, а жалкая гримаса, гримаса растерянности и ужаса.

Да, это был он - Томисас Тоом, вот уже почти четверть века скрывавшийся от правосудия. Теперь он лихорадочно думал, как выпутаться.

Словно затравленный зверь, озирался он по сторонам.

Гасалтуев, Цыден и Очиров, ошеломленные этой сценой, замерли каждый на своем месте, абсолютно не понимая, что происходит перед их глазами.

А Георгий Николаевич продолжал наседать на Горбачука:

- Я узнал тебя, Тоом! Несмотря на то что ты здорово изменил свое лицо. Узнал! - кричал он, размахивая перед носом егеря указательным пальцем левой руки, а правой продолжая удерживать Горбачука за пиджак.- Теперь ты в моих руках!.. Теперь ты ответишь за все, за все свои злодеяния в Дахау!.. Товарищи, вяжите его скорей!.. Это бывший эсэсовец, палач и убийца!.. Преступник, которого разыскивает КГБ!..

- Вы что, шутите? С ума, что ли, сошли! - вскричал вне себя Горбачук,- Какое вы имеете право оскорблять такими словами меня, фронтового офицера, пролившего свою кровь за родину, за Советскую власть!.. Вы за это ответите! И сейчас же отпустите меня! Мне надо идти, понимаете?..- с этими словами Горбачук обеими руками резко сбросил с себя руку Георгия Николаевича и быстро зашагал к воротам.

- Стой! Стой, говорю, бандюга! - заорал Георгий Николаевич, бросаясь за ним, и, догнав, схватил его за ворот дождевика.

Горбачук остановился и, повернувшись к нему лицом, сокрушенно покачал головой:

- Эх, Георгий Николаевич, Георгий Николаевич! Что вы делаете? Постыдились бы хоть своей седины и вот этих людей.- Горбачук кивнул в сторону Цыдена, Гасалтуева и Очирова, которые все еще не оправились от оцепенения.- И это называется благодарностью! За мои труды, за то, что я таскался с вами по тайге и по горам! Извините меня, но я от вас этого не ожидал. Я ухожу. И не смейте задерживать меня. Задание своего директора я выполнил, дальше некогда мне возиться с вами, черт вас побери! - И Горбачук решительно шагнул в открытые ворота и, не оглядываясь, быстрым шагом пошел вдоль леса вверх по Шаманке. Теперь он почти бежал.

Георгий Николаевич, скрипя зубами, заметался по двору.

Мысль его работала лихорадочно: «Что делать?! Что делать?! Одному Тоома не задержать - не под силу. Он сильнее, он ловок, он вооружен… А эти… эти не понимают, что к чему, и такого зверя упускают из рук!..»

Впрочем, все произошло настолько неожиданно и с такой быстротой - всего за каких-нибудь полторы-две минуты,- и не удивительно, что Гасалтуев, Цыден и Очиров еще не успели опомниться.

В следующее мгновение Георгий Николаевич увидел карабин Гасалтуева, наполовину выглядывавший из-под сена, набросанного на телегу.

- Ах вот как! Ну, погоди-ка ты! Не уйдешь!.. - выдохнул учитель, стремительно бросаясь к телеге и выдергивая ружье из-под сена. Щелкнув затвором, Георгий Николаевич вскинул карабин и неистово закричал вслед Горбачуку:

- Сто-о-ой!.. Стрелять буду! Сто-ой, говорю!..

Горбачук, успевший отойти метров на семьдесят, быстро оглянулся и, сообразив, что дело принимает серьезный оборот, сразу же кинулся в сторону, к толстой корявой лиственнице, стоявшей на низком берегу Шаманки. Георгий Николаевич выстрелил в воздух. Горбачук скрылся за деревом. Вторая пуля чиркнула по боковой стороне лиственницы, выбив красную пыль из коры. Было видно, что Горбачук не задержался за лиственницей, а, заслонившись ею, побежал дальше и исчез за деревьями, густо росшими по берегам реки.

Тут только опомнились Цыден, Гасалтуев и Очиров.

- Говорил-сказал же я Георгию Николаевичу, а он еще не хотел верить. Ы-ых!..- скрипнул зубами Гасалтуев.

И все трое кинулись к Георгию Николаевичу.

- Возьмите ружья! - скомандовал учитель и помчался догонять Горбачука.

Цыден и Очиров повернули к дому, а Гасалтуев побежал за учителем: ведь его карабин был теперь у Георгия Николаевича.

В это время выскочили из дома встревоженные ребята. Цыден и Очиров загнали их обратно и, строго-настрого наказав им ни в коем случае не выходить, стали лихорадочно собирать свои централки и заряжать их картечью. Наконец и они побежали вслед Левскому и Гасалтуеву.

Нагнали их почти у самого конца поляны. Там пасла овец жена Бадмы Очирова.