Черный ветер

- Ага, побоялся ночью ехать, заячья душа!- ехидно произнес Горбачук.- Ушла у бедного тунгуса душа в пятки…

Левскому стало от этих слов как-то не по себе.

Учитель перевел разговор на другую тему. Обратившись к хозяину, он сказал, что старая Янжима плохо его понимает.

- Я сомневаюсь, что Янжима что-нибудь расскажет вам о своем сыне,- покачал головой Очиров.- Видимо, помнит она прошлое очень и очень смутно…

- А вам она ничего не рассказывает?

- Нет. Только иногда слышим, как проклинает она своего бывшего хозяина Шоно Мадаева, который убил в двадцатом году ее сына.

- А не знаете ли, где был убит Иван Бургэд? Я слышал, что где-то здесь, в одной из падей Баргузинского хребта, на берегу какой-то горной речушки. Может быть, именно на берегу Шаманки?

- Нет, однако, не на Шаманке. То была, говорят, маленькая безымянная речка, вроде той, на которой живет сейчас Гасалтуев. Я думаю, что это произошло намного западнее, ближе к поселку Баргузин, а может быть, еще дальше, между Баргузином и Усть-Баргузином. Я слышал, что могилы комиссара как таковой нет: вскоре нагрянули белые, и оставшиеся в живых партизаны ушли в глубь тайги. Белые сровняли могилу Ивана Бургэда с землей. Теперь никто не знает, где эта могила. Очевидцев не найти: ведь партизаны слились с Красной Армией и двинулись на восток. Ну, и осели после гражданской войны кто где, если только остались в живых.

- А что, если через газету обратиться к ним? Вдруг кто-нибудь из них откликнется…

- Можно, конечно, попробовать.

- А скажите, пожалуйста, нет ли у бабушки Янжимы каких-нибудь документов тех времен, например, писем или еще чего-нибудь в этом роде? - спросил Георгий Николаевич.

- Писем или документов я не видел, но на дне ее сундука лежит несколько пожелтевших фотографий.

- Это замечательно! - обрадовался учитель.- Завтра поможете нам уговорить бабушку, чтобы она показала эти фотографии. Ладно?

- Ладно. Попробуем с ней еще и так потолковать, чтобы она что-нибудь о своем сыне вспомнила.

- Очень хорошо. Вот и договорились. Ну что ж, однако, пора отдыхать. Спокойной ночи…

Утром Георгий Николаевич, Цыден, Горбачук и Очиров пошли к Янжиме.

Старушка сидела на кровати и пила чай.

Георгий Николаевич устроился напротив нее, на табуретке. Горбачук опустился прямо на порог, Цыден облокотился о спинку кровати, а Бадма сел рядом с бабушкой на кровать.

- Бабушка Янжима, вот городской гость, учитель, просит вас рассказать о вашем сыне Иване Бургэде. Он хочет написать книгу о красном батыре,- наклонившись к бабушке, громко, отчетливо произнося каждый слог, сказал Бадма.

Старушка покачала головой в знак того, что поняла сказанное, внимательно посмотрела на Георгия Николаевича и слабым, дребезжащим голосом начала рассказывать:

- Ой-я, славным, хорошим мальчиком был мой Бургэд. Послушный, заботливый был. Еще только десять лет ему было, а уж он об отце и матери заботился. Работал, помогал. А работа у хозяина была тяжелая: пасли мы сотен двенадцать овец и табун лошадей, выхаживали ягнят и жеребят. Ой-я, как трудно было! Чуть не падали с ног от усталости. Мальчик мой, Бургэд, помогал мне пасти овец, помогал отцу за табуном присматривать. В семь лет верхом ездить научился, в десять - настоящим наездником стал. Как, бывало, праздник какой или свадьба у богача, зовет хозяин Бургэда, на самого лучшего скакуна сажает и па скачки ехать приказывает. Заработает ему первый приз целую кучу денег,- хозяин все себе, а ему - горсть конфет или несколько копеек на леденцы. Ой-я, а сын хозяина, Шоно, дальше отца пошел, чисто зверем, бандитом стал. Притеснял нас как мог, обижал, оскорблял. Отправил моего сына в солдаты заместо родственника своего.

Тот чтобы цел был. а мой чтобы пропал в дальних краях. По вернулся сыночек мой жив и здоров. Собрал бедняков-батраков, и пошли они на богачей и нойонов. И погиб мой сыночек. А убил его, говорят, наш бывший хозяин Шоно Мадаев. Злодей! Черным своим коварством, говорят, взял он сыночка моего, ой-я, единственного моего сына убил, злодей проклятый! Не жить ему, черному злодею, на этой земле! Мои проклятия, наверно, давно до него дошли, покарал бурхан этого дьявола, сгинул он на чужбине, сгнил в сырой, холодной земле. Так и надо ему, черному псу! Так и надо! Ой-я, если б сейчас встретился он мне, я бы вот этими ногтями глаза ему выцарапала, волосы бы повыдергала, кишки бы повыпотрошила! Бросила бы его, негодяя, в ад, на самое дно, всем червям на поживу! Ой-я-я!.. Ой-я-я!..- Старая Янжима задергалась от ярости и ненависти, от неизбывного горя. Скрючились костлявые ее старческие пальцы. Они судорожно сжались в некое подобие кулака.

- Успокойтесь, бабушка!.. Успокойтесь! Слышите меня, бабушка Янжима?.. Пейте чай, успокойтесь!..- испуганно закричал Бадма, поднося старухе чашку свежего чая.- Пейте и ложитесь. Отдыхайте, не волнуйтесь…

Трясущимися губами выпила Янжима чашку чая. Полежала некоторое время молча, уставясь в потолок.

Когда она окончательно пришла в себя, Бадма наклонился над нею и спросил: