Чертополох и терн. Возрождение веры

Интенсивное золотое сияние, исходящее от горделивого Агнца, обилие роскоши в картине и бьющее в глаза богатство гостей – наталкивают на кощунственное сопоставление. Увидеть в поклонении Агнцу поклонение золотому тельцу, разумеется, вопиющее кощунство. Однако, когда столько политических планов встречается в одном месте, когда контрибуции, выкупы, территориальные претензии, тиары и короны и территориальные амбиции – связаны с Агнцем (то есть с решениями собора), то данное сопоставление почти неизбежно. Когда три собора подряд, руководимые алчностью и расчетами, приводят к беде – данная аналогия возникает неизбежно. Еретическое, кощунственное прочтение священного образа, разумеется, следует отбросить – но не мгновенно, а побыв некоторое время с этим соображением, не вовсе чуждым саркастическому уму ван Эйка и его привычке сочетать несочетаемое.

Согласно недавно высказанному предположению, ван Эйк посетил Святую землю; ветхозаветная тема постоянно присутствует в письме бургундца. История Бургундского герцогства, вышедшего из лона Франции и враждующего с прошлым, ассоциируется с Исходом из Египта; метафоры Завета проецируются на историю Бургундии. Притча о золотом тельце связана с принятием Завета – и, если ассоциировать Базельский собор с Заветом, если видеть в Гентском алтаре хронику Базельского собора, то отчего же не вспомнить обстоятельства принятия Завета.

«Когда народ увидел, что Моисей долго не сходит с горы, то собрался к Аарону (брату Моисея) и сказал ему: встань и сделай нам бога (евр. Элохим), который бы шел перед нами, ибо с этим человеком, с Моисеем, который вывел нас из земли египетской, не знаем, что сделалось. И сказал им Аарон: выньте золотые серьги, которые в ушах ваших жен, ваших сыновей и ваших дочерей, и принесите ко мне. И весь народ вынул золотые серьги из ушей своих и принесли к Аарону. Он взял их из рук их, и сделал из них литого тельца, и обделал его резцом. И сказали они: вот бог (евр. Элохим) твой, Израиль, который вывел тебя из земли египетской».

Золотой телец – вовсе не обязательно символ алчности, это прежде всего «другой» Бог, новый, не тот, с которым говорит Моисей, не тот, от которого Моисей получает скрижали. Золотой телец сделан как замена Богу, как воспоминание о Быке Аписе, о Бегемоте, о критском быке, о тех символах природной власти – которые государство обязано также учитывать.

Нет-нет, разумеется, ван Эйк написал Агнца и только Агнца; конечно же, сарказм художника (если таковой существовал) не простирался до кощунства. Но трудно не отметить разницы между тем кротким агнцем, которого держит на руках Иоанн Креститель на внешней створке алтаря – и грозным державным Агнцем, царящим в центре полиптиха.

Ван Эйк постоянно обращается к параллелям из Ветхого Завета.

В картине «Благовещение» (1430, Вашингтон) на плитках пола изображены сцены: «Давид, отсекающий голову Голиафу» и «Самсон, разрушающий храм в Газе». Давид и Самсон – образы Бургундии, сокрушившей могучего противника; Каин и Авель напоминают о вражде с братьями Валуа, пророки Михей и Захария с внешних створок алтаря и сивиллы Кумская и Эритрейская – рассказывают о близком Мессии; все это, вместе взятое, дает основание не только Новый, но и Ветхий Завет числить среди источников. Захария, изображенный над Иоанном Крестителем, это пророк, как явствует из подписи, но существует так называемый второй Захария, отец Иоанна Крестителя и муж Елизаветы из рода Ааронова, брата Моисея, того Аарона, который изготовил золотого тельца. Сказанное предполагает сложную цепь рассуждений – но для чего отказывать в сложной цепи рассуждений такому скептику, как ван Эйк.

Уравнять бракосочетание герцога с бракосочетанием Иисуса с Церковью – само по себе ересь; художник, начав думать масштабными еретическими сопоставлениями, подчас не может остановиться. Изучая портреты пап, помещенных в соответствующей группе процессий, находим там Мартина V (с безусловным портретным сходством), Иоанна XXIII, Бонифация IX, история поставиньонского периода – даже если советчиком художника выступал пристрастный теолог – история провокаций и интриг. Среди епископов и пап, изображенных в соответствующей группе, множество хмурых лиц, некоторые карикатурностью своей напоминают персонажей Босха (толпу в «Ecce Home»). Бургундии не удалось привычно «пройти между капельками», как сказано в известном анекдоте о политике, попавшем под дождь. Кажется, деньгами можно решить и эту проблему: надо замирить прежде всего Гент.

Как всякий великий вселенский проект, объединявший финансовые, партийные, идейные, стратегические интересы – собор в конце концов поступился идеей ради политики и финансов.

Алтарь установлен в соборе Святого Бове в Генте, городе, производящем богатства герцогства Бургундского и одновременно самом проблемном, самом бунтарском городе. Апофеоз славы герцогства Бургундского установлен именно в том городе, который регулярно восстает и который герцог Филипп неоднократно усмиряет.