Чертополох и терн. Возрождение веры

Фламандское восстание 1430 г. удалось усмирить, восстание 1436 г. улаживала Изабелла, герцог даровал ей право прощения восставших, которым герцогиня воспользовалась 8 мая 1438 г. в Брюгге. Но восстание Гента 1452–1453 гг. известно всей Европе, это уже не бунт, но настоящая война герцога Филиппа с горожанами: пушки, осада, резня. Первый рыцарь Бургундии, Жак де Лален, победитель сотен турниров, убит под стенами Гента и оплакан хронистами. Не прерываясь ни на одно десятилетие, восстания идут в Генте – и ван Эйк знает, в каком именно городе установлен апофеоз бургундской славы.

Принципиальным в «Поклонении Агнцу» является объединение Божественной воли и государственного устройства. Конфликт гвельфов и гибеллинов, папства и империи, теократии и королевской власти ван Эйк решает путем имперского синтеза, в духе гибеллинов. Любопытно, что историк Жорж Дюби говорит об «оккамстве» ван Эйка, объясняя определение тем, что ван Эйк с внимательностью Вильгельма Оккама исследует буквально каждый предмет. И, поддерживая замечание Дюби, можно продлить рассуждение вплоть до оценки ван Эйком феномена соборов. Если Оккам предлагал выбрать из двух способов познания один: либо через веру, либо через знания, то Ян ван Эйк показал собор, сочетающий программно все – и приносящий слишком многое в жертву мирской славе.

5

Что поистине преследует Яна ван Эйка – если упоминать о родственных связях и династиях, – так это история Каина и Авеля, история братоубийства. Это сквозная для последнего десятилетия мастера тема. И в алтаре Гента, и тремя годами позже, в «Мадонне канцлера Ролена», и в «Мадонне каноника ван дер Пале» фигуры Каина и Авеля появляются не затем даже, чтобы растолковать сюжет, но выстраивая параллельный ряд смыслов. Предательство братом брата, гибель брата, неизбывный грех в том, что не «стал сторожем» брату своему: как всякое надрывное высказывание, оно вне прямых толкований. Убийство Авеля художник показывает как можно равнодушнее: как рельеф, выполненный кем-то иным; мастер лишь копирует чужое произведение. Но копирует его многократно. Отклик на убийство герцога Иоанна Бесстрашного; но дело не только в нем. После смерти старшего брата Губерта, коему молва приписывает ключевую роль в создании Гентского алтаря, Ян пишет сюжет братоубийства постоянно – и с болью. Весьма вероятно, что скорбь по брату помогла Яну ван Эйку прочувствовать боль герцогов бургундских как свою боль.

Братоубийственная война терзает Европу, и Бургундия, находясь в центре Столетней войны (с претензией на синтез культур), становится сгустком, концентрированным воплощением войны всех против всех. По причинам завистливого родства, дурного соседства, чванливой крови, ложно понятой чести, жажды денег, привычки к насилию – брат идет на брата, папа на папу, западная церковь предает восточную, – и если ван Эйк в государственные страсти добавил личный мотив, это лишь естественно.

Образ брата Губерта не давал ван Эйку покоя, он писал лик брата тождественным со своим – практически в каноне смесоипостасном. Если соединить два портрета людей в красных тюрбанах (они и написаны как парные), мы получим двойной портрет братьев ван Эйк. Вероятно, портреты так и следует экспонировать, подле картин с изображением жертвы Каина и Авеля.

Ван Эйк задумал Гентский алтарь как свою «Комедию», как ответ Данте, как новое обоснование империи. И если Данте сказал, что личной любовью следует поступиться ради общей государственной гармонии, то ван Эйк сказал, что единение возможно лишь в раскаянии. Придумав сочетание брака Агнца небесного и брака герцога бургундского Филиппа Доброго, разглядев созвучие смыслов в Базельском соборе и в Исходе из Египта, предоставив роскошный алтарь бунтующему городу Генту, написав одновременно и филиокве и тотальное размежевание верующих – художник сказал нечто сокровенное о жертве.

Возле Саваофа/Христа изображено по крайней мере три жертвы и четыре эпизода пролития крови (умерщвления). Прежде всего, сам центральный Агнец, наполняющий кровью Грааль. Затем, на золотом пологе непосредственно за Богом, на орнаменте покрывала выткан Пеликан (символ Христа), раздирающий себе грудь. На барельефах над Адамом и Евой изображены две сцены пролития крови: над Адамом Каин и Авель, приносящие в жертву ягненка (агнца), и над Евой Каин, убивающий Авеля. Притом что очевидно беременная Ева держит в руке яблоко – очевидно, что она беременна первенцем (до появления второго ребенка она успела бы яблоко съесть); и значит, Ева беременна Каином – и над ней помещен барельеф с изображением Каина, убивающего Авеля. Вот последовательные четыре сцены пролития крови. И четыре предательства. И, разумеется, тотальным предательством является собор.

Жертву можно трактовать, утверждает ван Эйк, как искупительную, как обрядовую и как смиренную – принятие смерти от рук брата.

Мы никогда не узнаем, почему эти размышления причиняли боль художнику, принципиально задавившему в себе личные чувства.