Впоследствии за него, за ван Эйка, эту боль доскажет и выскажет ясно великий и прямой Рогир ван дер Вейден. И смесоипостасный лик в картинах у Рогира мы прочтем как сочетание живого лица и мертвого – во всей неисплаканной боли потери.
Глава 6. Козимо Тура
«Святой Георгий и принцесса Трапезундская» – самая масштабная из сохранившихся в целости работ Козимо Тура, поскольку ретабль Роверелла для часовни в Сан-Джорджо, финальная вещь мастера, многочастный полиптих, пострадал от взрыва и его части экспонируются разрозненно. Ретабль Роверелла в своей концепции продолжает данную работу и, вероятно, является финалом размышлений художника. Однако именно в работе «Святой Георгий и принцесса Трапезундская» сказался накал страстей эпохи: подобно «Гернике» или «Резне на острове Хиос» картина Тура кричит о боли дня.
Картина выполнена в 1469 г. и суммирует события: конфликты соборов, Крестовый поход императора Сигизмунда против гуситов, судьбу восточной религии, турецкую экспансию Малой Азии, завоевания Мехмеда II на Балканах, войну Турции с Венецией и поражение последней, смерть Пия II и его неудавшийся поход против турок, шаткую судьбу христианства – и судьбу самого Козимо Тура, заложника амбиций д’Эсте. Картина «Святой Георгий и принцесса Трапезундская» – свидетельство закатных лет Ренессанса и мутаций понятия «христианский гуманизм».
Речь не идет о хронике. Как и Гентский алтарь, имеющий сугубо литургическую функцию, так и картина Козимо Тура решает конкретную задачу – изображает эпизод из жития святого Георгия. В легенде сказано, что в окрестностях Бейрута жил дракон, которому отдали дочь короля, а рыцарь принцессу спас. К легенде обращались постоянно, во время Тура – особенно часто, поскольку после Ферраро-Флорентийского собора и отказа восточной церкви от унии стало понятно: крестоносное движение не защитит Византийскую империю от османов. Византийская империя была раздроблена на так называемое Латинское королевство со столицей Константинополем, Трапезундскую империю, Эпирское и Никейское царства. В 1453 г. пал Константинополь, в 1461 г. Мехмеду II Завоевателю сдалась Трапезундская империя. Уже и прежде (см. Паоло Учелло) святого Георгия изображали как крестоносца, с крестом на щите; мастера, работавшие позднее Тура (Витторио Карпаччо или Рафаэль), тем более придерживались символа креста. Ко времени написания картины в Феррарском соборе тема настолько отработана, что мастер знает: он пишет битву христианства с язычеством и мусульманством.
Тосканец из монастыря Святой Екатерины (1270–1342), имеющий талант к образному письму, толкует христианство как рыцарское служение. Кавалька чтим настолько, что его рукописи подделывают, приписывают новые и новые; к тому же он поэт: помимо главных работ De Patientia и Speculum Crucisu, пишет «Трактат о тридцати глупостях» и религиозную поэзию в форме сонетов и сирвент. «В Христа на кресте как человек влюбился и как рыцарь вооруженный»; Иисус «облачен в пурпур» и увенчан «терновым венцом – знаком любви»; розы и померанцы влюбленных трубадуров соответствуют ранам Христа, а любовные сирвенты вторят стонам распятого на кресте. Такая, на первый взгляд кощунственная, трактовка христианской символики тем не менее привычна в образном языке искусства – и ее можно проследить от поединка Тезея с Минотавром вплоть до сцен корриды Пикассо, где матадор подчас изображен, как Иисус, в терновом венце. Если учесть генезис рыцарства (борьба с хтонической силой, поединок с Минотавром), сравнение можно считать традиционным; проходящая через Крестовые походы аналогия: Минотавр – язычник – Дракон – Сатана не выглядит неожиданной. Биографии святых, прошедших путь воина (таких как Себастьян, Георгий, Евстафий и т. п.), утверждают связь христианства с рыцарством. То, что святой Евстафий брошен императором внутрь специально изготовленного медного раскаленного быка, только подчеркивает связь Дракон – Минотавр – Дьявол; если же иметь в виду толкование Быка как ветхозаветного Бегемота, символа хаоса, – то метафора усложняется. Рыцарь (порой и Христос, как видим у Пикассо) вступает в бой с хаосом, и святость тем самым доказывается через рыцарский подвиг. Так и воспринимают себя крестоносцы в Святой земле. Крест на щите Георгия – обычный атрибут картины боя с драконом. Рыцарское понимание христианства можно найти у подвижника Джованни Коломбини, человека экстатического, пришедшего к аскезе и умерщвлению плоти в зрелые годы. Опыт светской жизни (вероятно, был успешным купцом, торговал с нобилями) привел Коломбини к использованию куртуазного и рыцарского словаря в своих мистических откровениях: Христа именует «капитаном», святых – «баронами», «ленниками Христовыми», Марию Египетскую «Прекрасной дамой» и т. п.