Чертополох и терн. Возрождение веры

Требуется усугубить странность экфрасиса и признать, что на этом изображении Страшного суда постоянно повторяются два лица – мужское и женское. Первое лицо человека, изображаемого и как Иоанн Богослов, и как тип грешника, и как тип праведника; второе лицо женское. Молодая женщина с вьющимися рыжими волосами и благородными чертами лица появляется везде, и в Аду, и в Раю. Звучит кощунством указать на сходство ее лица с чертами Девы, но тем не менее это именно так. Более того, пара, предстоящая перед распятием в картинах бургундских мастеров, классическая пара в иконографии – святой Иоанн Богослов и Дева Мария (иногда рядом с ними изображают еще Иоанна Крестителя) – стараниями Рогира ван дер Вейдена и его многочисленных учеников уже была наделена этими, всегда узнаваемыми, чертами.

5

Феномен тождественности Гансом Мемлингом исследуется постоянно. Причем Мемлинга интересует процесс, показывающий, как индивидуальность, единожды состоявшись, растворяется затем в подобиях. Встретить такое в живописи итальянского кватроченто невозможно. Напротив: вся живопись кватроченто о том, как индивидуальность выбивается из ряда подобий. Посмотрите, как выделяется из толпы предстоящих перед Святым семейством Боттичелли в своем автопортрете, как гордо он поворачивает голову – мол, посмотрите на меня, я особенный; поглядите, каким гордым павлиньим шагом выходит из строя Джулиано Медичи. Нас тем и удивляет неожиданное сходство Венеры и Флоры в «Весне» Боттичелли, что обычно художники кватроченто подчеркивают несходство, настаивают на том, что тождества не существует. Однако для бургундских живописцев, как станет ясно из дальнейшего, этот поворот мысли привычен – они ищут тождества. То ли двуединый образ братьев ван Эйк, стоящий у истоков бургундской живописи, то ли сама бургундская культура, схожая с французской, но иная, дает столь мощный импульс исследованию подобий – но не обратить внимания на то, что образы бургундской школы склонны к сходству, невозможно.

В «Алтаре двух Иоаннов» из госпиталя Святого Иоанна в Брюгге Мемлинг демонстрирует феномен тождества на примере святости. Художник изображает две святые судьбы – Иоанна Крестителя и Иоанна Богослова; это разные судьбы, но художник счел возможным указать на общий знаменатель. Иоанн Креститель занимает левую створку триптиха, Иоанн Богослов – правую, в центральной части алтарной композиции оба святых стоят возле Богоматери с Иисусом. И нарисованы святые так, что черты обоих Иоаннов неотличимы, слева и справа изображен один и тот же человек. Художнику даже пришлось нарисовать Иоанна Богослова с бородой, пожертвовав каноном, требующим безбородого лица для автора Апокалипсиса. (Кстати будь сказано, образ Иоанна Богослова в этой картине Мемлинга предвосхищает кроткого босховского Иоанна на Патмосе из берлинского собрания, речь о прямом заимствовании, но это – между прочим.)

Триптих из госпиталя Святого Иоанна производит странное впечатление: упорное сравнение двух идентичных обликов приводит к мысли, что художник настаивает на том, что святость формует черты так, что разность в физическом облике нивелируется. Удивление от картины Мемлинга сопоставимо, пожалуй, с впечатлением от «Коронации Марии», написанной Ангерраном Куартоном в Авиньоне на пятнадцать лет раньше (1454, Вильнев-лез-Авиньон, Музей Петра Люксембургского). Куартон в своей картине изображает склонившихся над Марией Бога Отца и Бога Сына, надевающих на Деву корону, при этом образы Отца и Сына абсолютно идентичны, даже зеркальны. И, если высказывание Ангеррана Куартона легко отнести к дискуссиям по поводу филиокве, происходивших именно в это время (в самом деле, Дух Святой наглядно исходит от обоих, как и предписано было изображать), то мысль Мемлинга объяснить труднее.

Неужели художник считает, будто святость унифицирует черты?

Лица обоих Иоаннов не просто схожи – это близнецы; но и этого мало. Дело не ограничивается одной лишь картиной – все творчество Мемлинга отдано проблеме тождества. Черты лица святого Себастьяна из брюссельской картины «Мучения святого Себастиана» и черты повторяющегося персонажа «Страшного суда» из Народного музея Гданьска – это все те же самые черты. Слегка удлиненное лицо, высокий чистый лоб, ровный нос, темно-каштановые вьющиеся волосы, открытый взгляд темных глаз, припухшие губы. Какой-то малости недостает, чтобы изображение стало портретом, однако Мемлинг пишет не портрет, но тип человека. Это тем более странно, что Мемлинг типологизирует черты в принципе не типичные. Перед нами отнюдь не человек толпы, не стандартный, не распространенный тип лица. Сказать, что перед нами «характерный облик рыцаря Бургундии», значит неимоверно облегчить себе задачу. Мемлинг – не социолог, он философ. Он изображает человека с утонченными чертами лица, несомненно, испытывающего тягу к знаниям, человека духовного и красивого внутренней красотой. И вот его-то черты – сугубо индивидуальные, одухотворенные черты! – Мемлинг типологизирует.