Эти избранные, но одинаковые – они гуманисты? Просветители? Интеллектуалы? Просто нобили? Ганс Мемлинг очевидным образом настаивает на мысли, что лишь человеческий род как таковой, в своем массовом родовом начале, способен выполнить Божественное предназначение. Миссия человека на этой Земле, личные нравственные усилия и мутации характера суть ничтожно малая величина по сравнению с общим усилием всего человеческого рода; только коллективное, родовое усилие способно оправдать наше существование. Мемлинг постоянно сравнивает масштабы людей и ангелов в своем «Страшном суде»: от некрупных образчиков человеческих особей – к более крупным ангелам, от них – к величественной фигуре архангела Михаила. Зрителю внушается мысль о том, что лишь общество в целом может быть сопоставимо с Божественным замыслом: Господь думал о всех сразу. Любопытно то, что в этом обществе, о котором размышляет Господь, Мемлинг видит герцогство Бургундское и даже не все герцогство, но строго определенную общественную страту.
В «Страшном суде», провокативном и отчаянно смелом триптихе Мемлинга, художник разыгрывает феномен тождественности многократно, повторяет знакомые лица бессчетное количество раз, заставляет зрителя поверить в то, что человеческое сообщество состоит из одинаковых людей. Эти одинаковые люди, очевидно, достигли определенной степени благородства и изысканности, они представители знати, могли бы считаться совершенными образцами породы, но при этом они идентичны друг другу. Это, пожалуй, парадоксально – обычно развитие личности формирует уникальность – Мемлинг настаивает на обратном.
Мало этого, художник рассказывает о том, что самое интимное, сугубо личное переживание этих людей, а именно любовь – тоже многократно повторяется и дублируется раз за разом, похожие пары испытывают ровно одни и те же эмоции. Многократно повторяющиеся связи двух людей, мужчины и женщины, размноженных в двойниках, говорят о том, что ничего сугубо интимного и уникального не существует. Куртуазное – типично, страсть – идентична, сама по себе эта мысль заслуживает внимания. В триптихе мы многократно наблюдаем союз одного и того же галантного мужчины и одной и той же игривой женщины, причем их связь и божественна, и греховна одновременно. Эта связь, как мы видим, типична для общества, человеческое общество скреплено любовью или пронизано грехом – можно трактовать двояко, именно вот эту ситуацию и судит архангел.
Очевидно, триптих Мемлинга посвящен любви, которая может быть воспринята и как порочное удовольствие, и как святая страсть.
Следует обратить внимание на две вопиющие детали. На правой части триптиха, то есть в Аду, можно видеть пару прелюбодеев, привязанных друг к другу. Эти прелюбодеи, кудрявый мужчина с лицом Карла Смелого и рыжеволосая женщина – главные герои картины. Дьявол собирается бросить любовников в огонь. Я уже упоминал, что многие двойники этих двух грешников обнаруживаются среди праведников в Раю. Но, самое главное, они находятся на тимпане собора, над райскими вратами. Врата в Рай представлены Мемлингом как вход в готический собор; и вот художник изобразил барельеф «Сотворение Евы» на главном тимпане, непосредственно над входом в Рай. Не Иисус, не Бог Отец, не Дева с Младенцем, не Распятие и не Благовещение – но сцена сотворения женщины из ребра Адама. Разумеется, Адам и Ева, представленные в этой скульптуре, имеют черты двух упомянутых выше главных персонажей.
Сколь странная фантазия поместить сотворение Евы над главным входом в собор! Можно представить себе описанное Рабле Телемское аббатство с такой скульптурой на тимпане дверей, но райские врата! Это действительно необычно.
От греха прелюбодеяния до святой страсти Божественной Любви весь спектр и масштаб любви мы видим в этом триптихе, от Афродиты Урании до Афродиты Пандемос. Святые, грешники, праведники, короли и первые люди, все они воплощены в одном человеке, и всех их объединяет одно лицо.
Резюмируя сказанное:
а) на буквальном уровне в триптихе Мемлинга мы видим Страшный суд в соответствии с каноном, предложенным святым Иоанном и принятым в иконографии;
б) на символическом уровне мы видим портрет праздного бургундского общества. Страшный суд застал нобилей посреди бесконечного застолья;
в) на дидактическом уровне мы можем получить урок об относительности суждения, поскольку граница между праведником и грешником невидима;
г) и, наконец, на метафизическом уровне мы видим взаимопроникновение Любви Небесной и Любви Земной, Афродиты Урании и Афродиты Пандемос.
Последние утверждение нуждается в уточнениях. Мемлинг изъясняется весьма откровенно и понятно – однако он изъясняется зрительными образами, и переводы зрительный образ в слова, всегда рискуешь обобщить неточно, сказать поспешно. Картина «Страшный суд» действительно представляется связанной с неоплатоновской концепцией, хотя это сугубо христианская картина, выполненная сообразно требованиям церковного канона.