– Флешка тоже ты? – спрашивает Сара, не отводя взгляда от крюка над головой. – Я ту презентацию три недели готовила. Ты не представляешь, что я пережила в том конференц-зале, на глазах всего руководства…
– Ты заедаешь стресс, – Рубенс ведет по ее боку влажной мочалкой. Вода стекает к ягодицам и капает на пол. – Я лишь всегда был рядом с тобой. Поддерживал, чтобы ни случилось.
– И был причиной этого стресса по большей части. Ты, животное, отравил мою собаку!
Самым унизительным оказалась не насильная кормежка через трубочку, иногда по шесть раз в сутки. Не то, что Сара висела тут в раскоряку и даже не то, что Рубенс брал ее, когда пожелает. Самым унизительным было ходить в таком положении под себя. Слышать, как бренчит, наполняясь, пластмассовый тазик.
Ждала, когда останется одна, чувствовала, что если и это придется сделать перед Рубенсом, рассудок окончательно рассыплется, как песочное тесто между пальцев. Оставалось успокаивать себя, что она хотя бы не сидит прикованная наручниками к кровати в собственных испражнениях.
Художник регулярно выносил тару, мыл пол и саму Сару.
– Зачем ты так со мной? – спрашивает она, подрагивая от прикосновений теплой мочалки к холодной коже.
– Ты не любишь свое тело, а значит, не заслуживаешь его. – Рубенс пожимает плечами и тянется за полотенцем. – Но я люблю.
Оставаясь одна, Сара прислушивается к себе. Телу не хватает точек опоры, тело болит, оно больше не может обмануть гравитацию. В подвале никогда не гаснет свет, и Сару подташнивает от разноцветных сполохов, но она до боли в глазах всматривается в потолок. Кажется, с закрытыми глазами сможет вспомнить каждый сантиметр проклятых качелей.
Крюк – статичный. Пружина – тугая, натягивается и крутится вокруг своей оси. Скрипит как сука.
Четыре стропы заканчиваются кожаными петлями: две перехватывают ноги под коленями, еще две на предплечьях. Дополнительные ремни плотно стягивают кисти и лодыжки. Высота и натяжение подобраны так, что ни руки, ни ноги не свести. Такую надежность ценишь, пока «верхний» помнит твое «стоп-слово».
Еще один ремень для шеи, голову можно свободно приподнять и размять. А вот за широкую кожаную ленту, поддерживающую поясницу, Сара готова была когда-то сказать производителям качелей спасибо, но сейчас спина в том месте зудит и ноет сильнее всего.
Сара обхватывает стянувшие запястья ремни, напрягает ноги и пробует подтянуться. Давление на поясницу слабеет, похоже, действительно получилось. По ощущениям едва ли больше сантиметра, но этого хватает, чтобы насладиться расслабленной спиной. Сара держится с полминуты, пока руки не наливаются тяжестью, и вновь опускается на ремень.
Вдох, выдох. Новая попытка. На этот раз руки слабеют быстрее, и Сара срывается слишком резко. Боль пронзает кожу и слой жира, кажется, вгрызается до самого позвоночника.
Скрипит натянутая пружина. На губы с потолка оседает горькая бетонная пыль.
– Время обеда, милая! – Рубенс возвращается с набитым до краев стаканом блендера.
Сара облизывает губы, чувствует, как скрипят на зубах мелкие песчинки.
– А есть нормальная еда?
Он замирает, смотрит с недоверием.
– Ты серьезно?
– Хватит с меня этой бурды. Хочу чего-нибудь вкусненького.
Лицо художника светлеет, будто это его обмотали гирляндами. Он подскакивает к Саре, целует в плечи, тянется к щекам.
– Конечно, милая! Сейчас все будет! Минуту, сейчас! – Забыв про месиво, взбегает по лестнице.
Сара смотрит на крюк. Она не видела инструкции, не знает, какая цифра стоит там напротив строчки «допустимый вес». Сто килограммов? Сто двадцать? И сколько надо вычесть до реальных показателей, если вешал качели художник, всего пару раз в жизни державший перфоратор?
– Сколько? – спрашивает Сара у потолка.
Она может это узнать. Надо только больше есть.
92 килограмма
Холода в этом году пришли с первыми днями осени. Листья не успели пожелтеть, а уже покрылись морозными узорами.
Сара следила за пролетающими мимо деревьями, откинувшись на сиденье с подогревом. Кроссовки она сняла, едва села в машину, и теперь плавно крутила отекшими ступнями. В последнее время вся обувь стала нестерпимо тесной, и ходьба напоминала средневековую пытку «испанским сапогом».
Рома смотрел на дорогу, покачивая головой в такт очередной попсе с радио. Ему понадобилось что-то из принадлежностей в дачном домике, и он даже разбудил Сару в выходной раньше обычного.
Он возил ее везде. Когда-то Сара прогуливалась пятнадцать минут до остановки, а в хорошую погоду могла и весь путь до работы проделать пешком, что хоть как-то компенсировало восьмичасовое сидение в офисе. Теперь ее отвозит и забирает просторный «мерин» с теплыми сидушками и такой удобной подставкой для стаканчика со сладким капучино.
Сара бросила взгляд на Рому и почувствовала, как ей не хватает воздуха. Так бывает, когда нужно пройти по коридору, мимо бухгалтерии, кадровиков и конференц-зала, к единственному кулеру на этаже, и вернуться обратно.