Пепко ломал руки и бегал по комнате, как зверь, в первый раз попавшийся в клетку. Мне было и досадно за легкомыслие Пепки, и обидно за него, и жаль несчастной девушки с испуганными глазами.
Пепко волновался целых три дня. Я делал вид, что ничего не замечаю, и это еще больше его смущало. Он, видимо, жаждал какой-нибудь искупительной жертвы за свое грехопадение, а жертвы не было. Я уверен, что он был бы счастлив, если бы кто-нибудь бранил его, оскорблял и особенно если бы кто-нибудь был несправедлив к нему. В последнем случае для него являлась бы некоторая лазейка для самозащиты. Но я хранил упорное молчание, испытывая какое-то болезненное чувство, - пусть Пепко мучится молча и пусть он чувствует, что до его мучений никому нет дела. Есть вещи, которые творятся только с глазу на глаз.
- А, черт... - повторял Пепко, шагая из угла в угол. - Хоть бы нашелся мерзавец, который задушил бы меня.
Затем настроение Пепки вдруг пало. Случилось это утром, когда Федосья подала газету. Пепко пробежал номер, бросил его на пол и заговорил:
- Какие глупости, ежели разобрать...
- Что разобрать?
- Да все... Ведь земля еще вращается на своей оси, солнце еще светит, - следовательно, нет такого положения, из которого не было бы выхода. Во-первых, нужно принять во внимание время, которое является всеисцеляющим врачом и затем, по итальянской пословице, самым справедливым человеком. Да... Затем, я займусь специально самосозерцанием по буддийскому методу. Это, брат, штука... Во мне вселенная и, следовательно, во мне же вся правда и вся неправда целого мира; а если это во мне, то я могу быть хозяином того и другого. В-третьих, то есть, наконец, всякое настроение можно уравновесить внешними впечатлениями. Это третье является единственным средством, и поэтому...
Пепко поднял газету с полу и прочитал:
- "Прощальный бенефис дивы... Патти уезжает... Идет опера "Динора". Знаменитый дуэт Патти и Николини". Как ты полагаешь относительно этого?
- Ничего я не полагаю, потому что у нас нет ни билетов, ни денег.
- Вздор!.. Все это вещи и понятия относительные. У меня есть два рубля...
- У меня около этого...
- И отлично. Четыре целковых обеспечивают вполне порядочность... Сегодня же мы будем слушать "Динору", черт возьми, или ты наплюй мне в глаза. Чем мы хуже других, то есть людей, которые могут выбрасывать за абонемент сотни рублей? Да, я буду слушать Патти во что бы то ни стало, хоть бы земной шар раскололся на три половины, как говорят институтки.
Психология Пепки отличалась необыкновенно быстрыми переходами от одного настроения к другому, что меня не только поражало, но до известной степени подчиняло. В нем был какой-то дремавший запас энергии, именно то незаменимое качество, когда человек под известным впечатлением может сделать что угодно. Конечно, все зависело от направления этой энергии, как было и в данном случае.
Вечером мы отправились в Большой театр, где играла итальянская труппа. Билетов у нас не было, но мы шли с видом людей, у которых есть абонемент. Прежде всего Пепко отправился в кассу, чтобы получить билет, - расчет был настолько же верный, как возвращение с того света.
- А, черт... - обратился Пепко. - Идем в пятый ярус!
Мы поднялись по бесчисленным лестницам к знаменитой "коробке", где изнывали счастливцы, получившие билеты ценой целонощного стояния в цепи у кассы. Пепко довольно развязно обратился к расшитому капельдинеру.
- Можно-с... - ответил театральный холуй, меряя нас взглядом с ног до головы. - Пять рублей с персоны...
- За что?
- А постоять у двери... Все будет слышно.
У нас было на двоих всего четыре рубля, и поэтому предложение капельдинера не могло быть осуществимо. Пепко заскрипел от ярости зубами, обругал капельдинера, и мы быстро ретировались во избежание дальнейших недоразумений.
- А я все-таки буду в театре, - повторял Пепко, спускаясь по лестнице. - Ведь другие будут же слушать... Затем, два рубля тоже что-нибудь значат.
Спустившись, мы остановились у подъезда и начали наблюдать, как съезжается избранная публика, те счастливцы, у которых были билеты. Большинство являлось в собственных экипажах. Из карет выходили разряженные дамы, офицеры, привилегированные мужчины. Это был совершенно особенный мир, который мы могли наблюдать только у подъезда. У них были свои интересы, свои разговоры, даже свои слова.
- Ах, какая красавица... - восхищался Пепко, наблюдая каждую даму.
- Идем домой, Пепко...
- Нет, я должен быть там, в театре...
Мы простояли на подъезде с полчаса, и только с неба могла свалиться возможность попасть в заколдованный круг. И такая возможность пришла в лице простого мужика в нагольном полушубке.
- Вам госпожу Патти желательно посмотреть? - заговорил мужик, обращаясь к нам.
- Да...
- В лучшем виде: полтора целковых с рыла.
- У тебя есть билеты?